Мама, не в пример мужу, цельный человек. Училась на пятерки, играет на фортепиано, неплохо рисовала, окончила фармацевтический институт в Перми, стала высокопрофессиональным провизором-фармацевтом. Их пути с дочерью разошлись, как я понял, в Лорином подростковом возрасте, когда особенно стали проявляться чуждые ей индиговские черты девочки — повышенная принципиальность, умение читать истинные мысли взрослых, недетская умудренность всегда и во всем. Впрочем, едва ли мама подозревает о феноменальных задатках дочери — для нее она просто "трудный и неблагодарный ребенок". Она не устает повторять, какая ее дочь "жестокая, безразличная, холодная и необщительная" — и делает это много лет подряд.
Обычно я охотно встречаюсь или переписываюсь с родителями "новых" детей, но тут — не захотел. С отцом — понятно почему. А мать… Она мне не интересна прежде всего потому, что ничего не сможет добавить существенного и значимого о своей дочери. Она ее совершенно не знает, и это довольно типичная картина для родителей и детей индиго. Вот почему последние часто ощущают себя безумно одинокими. Даже если Лорина мама однажды прочитает о своей дочери в книге, она, скорее всего, посчитает все написанное фантазиями автора. Однако к таким людям подобные книги в руки не попадают.
Конечно, маленькую Лору любили, и надо видеть ее детские фотографии: она была как игрушечка. Но по-настоящему глубоко ее любили бабушка Лилия Степановна и дед Володя. Но бабуля умерла слишком рано, в 65 лет, а дедушка, хоть по-своему жалеет неприкаянную Лору, но слишком далек от проблем, сопровождающих жизнь детей индиго. Он об этом ничего не знает. Другая бабушка, мать ее отца, была занята только собой, всегда почитая себя писаной красавицей, за которой должны ухаживать мужчины и просить ее руки. В результате с мужчинами не уживалась и рано осталась в одиночестве. Ее подлинная суть глупой, лицемерной и себялюбивой женщины была рано распознана девочкой индиго, и, конечно, не вызывала у Лоры теплых чувств. Разумеется, взаимно.
Когда мы встретились с Ларисой, у меня к тому времени накопилась масса вопросов по проблеме индиго, и мы договорились решать их последовательно, начав, что называется, "от печки". Стало быть, с детства.
Себя Лора помнит примерно с месяца-двух после рождения. Она помнит, как лежала рядом с мамой запеленатая в тугую ткань и улыбалась. Если мамы рядом не оказывалось, начинался дикий рев. Зная такую особенность младшей дочки, мать не отходила от нее ни на шаг. Даже когда готовила еду на кухне, привязывала ее к себе простыней — в то время еще не было рюкзаков-кенгуру, облегчавших материнскую участь. Ей пришлось на время бросить работу провизора в аптеке и пойти младшим воспитателем в детский сад, так как трехлетняя Лариса ни за что не хотела оставаться в садике одна.
— Я боялась окружающего мира… — пояснила Лора.
— Почему? Ты уже тогда видела вокруг себя иную жизнь, не видимую другим? — догадался я.
— Да, именно поэтому. Я видела иные измерения и сущностей, которые там обитали. Они вызывали страх.
— Пожалуйста, подробнее, — попросил я.
— Там были не только монстры и страхолюдины, но прежде всего плохая энергетика. Сущности были как эфирные тела, но некоторое время я не понимала, что их вижу только я. Они мне часто снились, и сон нередко сливался с реальностью. Они стращали, кидали в меня ножи и вилки — разумеется, невидимые, однако это пугало меня. Сейчас-то я понимаю, что эти сущности подпитывались энергией моего страха, а сделать с собой ничего не могла. До 12 лет я если шла ночью по квартире, то везде зажигала свет, чтобы не было страшно. Мама знает, что я боюсь темноты, но почему — она не догадывается.