— Оставьте его!
И еле слышно добавил тоже на койне: «Империя, Семён». Дальше, стараясь не выказать волнения, Семён начал объяснять, что чужак шёл к нему. Что это не какой-то приютский «бычок», что это свой. Пока жили не в новостройках, а в частном секторе — были соседями. А дальше вот батя переехал, а друган «через дорогу» угодил.
Своих бить не принято, даже если они и попали в детдом. Потому один из заводил пожал руку, уважительно крякнул — хватка у Андрея оказалась железная. Ещё какое-то время было потрачено на прочие формальности, чтобы признать Андрюху своим. Потом остальная толпа ушла дальше по своим бессмысленным делам, а Семён показал на одну из беседок соседнего детского садика. Любимых чад родители уже разобрали по домам, а курящие компании с пивом не собрались из-за неподходящей погоды. Лучшего места для приватного разговора было не найти.
Первым начал Андрей, видя, что паренёк никак не может справиться с волнением.
— Майор Северин, рота специальных операций четвёртого гренадерского корпуса. Последняя приписка — линкор «Радежа».
Семён, ещё не до конца придя в себя оттого, что наконец-то услышал такую родную и такую далёкую речь, помотал головой, словно сбрасывая тяжёлый туман, наполнивший мысли, и ответил:
— Инженер-лейтенант Оргенсен, лёгкий крейсер «Доннау», — и с неожиданной горячностью, спешно и глотая слова, быстро заговорил. — Скажи! Все эти годы… меня мучило одно… Как мы? Мы… победили?
Майора осветила улыбка, а сквозь детское лицо, казалось, проступили иные, чужие черты. Это смотрелось дико и даже страшно, но Семён ничего не замечал.
— Мы победили! Нас подбили только через три часа, уже в астероидах. И все «ищейки» к тому времени пошли на корм духам пустоты! Последнее, что я успел увидеть — как «Луара» сцепилась с тремя линкорами «свободовцев», пока «Слава» и «Оскол» жгли пытавшихся удрать заправщиков. Этим олухам не то, что преследовать — домой на вакууме добираться будут, — и хрипло рассмеялся.
Дальше Андрей уже нормальным голосом спросил:
— Ещё кого из наших нашёл?
— Нет. Хотя и пытался…
— Пока нас трое… В приюте ещё одна. Здесь её зовут Лена Куницына. Младше меня на год.
— Повезло…
— Как сказать, — горько усмехнулся Андрей. — То, что встретились… Только вот перед этим такого нахлебались…
Они проговорили почти до восьми, когда Андрей сказал, что ему надо бежать к вечерней проверке… Хотя он уже и так опоздал. На территорию детского дома пришлось перебираться через ограду. Хорошо хоть уже стемнело, а даже самое примитивное видеонаблюдение периметра — норма времени Северина — в конце двадцатого века оставалось роскошью для богатых. Осторожно залезть по пожарной лестнице на третий этаж тоже труда не составляло. Окно было приоткрыто. Ценой некоторых усилий и интриг, ещё только попав в приют, Андрей сумел сделать так, чтобы остальные девять пацанов в его спальне оказались из «своих». Тех, кому он мог доверять и кого для себя наметил костяком своего будущего подразделения.
Отбой объявляли в восемь. В это же время всех разгоняли по комнатам — а дальше делай что хочешь. Не явился на ужин, тоже сиди голодным. Но, спрыгнув с подоконника, Андрей почуял запах каши. На его постели стояла тарелка.
— Спасибо, народ.
Один из парней усмехнулся.
— Ты не нас, Андрюха, а Нину Игнатьевну — того. Спасибо. «Опять замечтался, голодный», — поддразнил приятель.
Андрей в ответ закивал, уже набив рот и торопливо жуя. В прошлой жизни, в тихие годы между первой демобилизацией и Большой войной, Северин стал известным шеф-поваром. Попав же в детдом, первым делом отправился наводить порядок на кухне… История до сих пор вызывала улыбку и у него, и у остальных. Сначала скандал и ругань «делай сам, если такой умный». Потом толстые тётки-поварихи под командой одиннадцатилетнего пацана… Зато результат того стоил. Даже из небогатого набора продуктов на кухне научились готовить в меру вкусно. А уж самой пожилой Нине Игнатьевне нахальный, но талантливый паренёк пришёлся особенно по душе. Поэтому если Андрей куда-то пропадал, она обязательно старалась оставить ему что-нибудь на ужин.