- По сути, Сталин в очередной раз предал интересы мировой революции, интересы коммунистических партий во всем мире. Он ведет себя, как беспринципный буржуазный политик, отстаивающий интересы своей страны, в ущерб мировому сообществу. Этот очередной его шаг, очередное предательство социализма и мировой революции.
При этом он своим прагматическим умом сиюминутной выгоды предпочитает интересы и выгоды принципиальной враждебности к нацизму. Ему кажется бесполезным романтизмом объединение всех революционных сил мира в одно целое. Ему, с его теорией построения социализма в одной стране и невдомек, что временные успехи Советской России, не могут преодолеть логики развития мировых событий. Конечно, рано или поздно, его эгоизм, его узость мышления, начнут давать отрицательные разрушительные плоды, - Троцкий сделал паузу, неторопливо съел сладкую булочку, отряхнул крошки и продолжил - Его маневрирование понятно. Ему хотелось бы отдалить время решительной схватки с Гитлером как можно дальше в будущее. Но он ошибается, надеясь, что Гитлер повернет свою военную машину на Запад. Сталин забывает, что Гитлер, это производное, это орудие, возникшее и вырастающее из самой среды капитализма, он есть выражение империалистической сущности капитализма. Рано или поздно он повернет свое оружие против Советов, и тогда настанут апокалипсические времена. Два диктатора сойдутся в смертельной схватке..."
Старик говорил еще долго и все слушали его с неослабевающим вниманием. Когда Старик сделал паузу, Наталья уговорила его допить свой чай. Джексон, внимательно глядя на разгоряченного Старика, в нескольких словах, очень деликатно дал понять, что во всем согласен с Троцким и что он, почти по этому же поводу пишет статью, для французского журнала.
Старик заинтересовался, польщенный замаскированной похвалой Джексона и предложил принести и показать статью ему. Смущенно улыбаясь, Джексон сказал, что она у него с собой и что он, стесняясь, не хотел отрывать время, у занятого написанием книги, Старика.
- Так в чем же дело? - спросил Троцкий, поднимаясь из-за стола, - давайте прямо сейчас пройдем ко мне в кабинет и посмотрим ваши заметки.
Джексон обрадовался, достал рукопись, завернутую в газету, из своей сумки и пошел за Троцким, кивнув Сильвии.
Войдя в кабинет, Троцкий сел за стол и сразу стал читать рукопись. Джексон стоял за спиной, оглядывая комнату и изредка заглядывая через плечо Старика в свою рукопись.
Кабинет был небольшой, с окном, укрытым непрозрачным витражом, большим письменным столом, стопками книг с одной стороны стола и кипой свежих газет на разных языках с другой. Тут же стояла настольная лампа на длинной подвижной ножке. Слева, у окна, стоял пюпитр, за которым Троцкий, когда у него болела спина, писал стоя...
Закончив чтение, Троцкий разочаровано хмыкнул, встал, отдал Джексону рукопись и, снисходительно улыбаясь, начал говорить, давая советы:
- Вам Фрэнк, надо все это переписать. Здесь много риторики и мало практического материала. Вам надо покопаться в справочниках и поискать статистику по рабочему движению за последние лет десять. Сами по себе обвинительные мотивы не воспринимаются серьезно, если за ними не стоят факты. Ну и вообще, - Старик махнул рукой, - здесь надо очень много работать...
Джексон, смущенно улыбаясь, выслушал все, поклонился, извинился и вышел...
Вскоре, поблагодарив Наталью за гостеприимство, Джексон и Сильвия уехали.
Вечером Троцкий вспомнил статью Джексона и невольно вздохнул:
- Он просто дилетант, - обратился он к Наталье, читающей очередной роман при свете настольной лампы в постели.
- О чем ты говоришь? - не отрывая глаза от книги, отозвалась Наталья.
- Да об этом Джексоне. Он ничего не понимает в том, что пишет...
Наталья на сей раз, повернула лицо к Старику:
- Он вежливый, воспитанный человек. И потом его так любит Сильвия. Я за неё очень рада.
- Не знаю, не знаю, - недовольно проговорил Троцкий, укладываясь поудобнее в постель - но я не хотел бы видеть или встречаться с ним еще раз.
- Что ты сказал? - спросила Наталья, в очередной раз, отрываясь от книги.
- Да нет, ничего, - пробормотал Старик, поворачиваясь на правый бок и закрывая глаза. Он почему-то чувствовал себя сегодня очень усталым...
Подрулив к отелю, Рамон поставил машину на стоянку и какое-то время сидел, опустив голову на руки, державшие руль. "Надо выспаться", - подумал он, вздохнул, выпрямился, снял очки, протер их замшевой тряпочкой и снова одел...
День был трудный, все время приходилось сдерживать нервы. Каждый раз, проходя мимо охранников Троцкого, Рамон улыбался, ожидая окрика: "Стоять!". И каждый раз он вспоминал это "Стоять!" в испанской тюрьме, после которого следовал удар.
Сегодня ему повезло. Троцкий, наконец-то, пригласил его в свой кабинет, впервые обратив на него внимание.
"Бедная Сильвия, - размышлял он, поднимаясь в свой номер, - как она будет разочарована, узнав, что я вовсе не сын бельгийского дипломата и вовсе не богатенький бизнесмен. Странно, но ей это почему-то льстит, - он привычно открыл дверь, на ходу снял плащ, кинул его на диван и, пройдя в ванную, включил воду, - надо ополоснуться и станет легче".
Он прошел через гостиную и стал раздеваться. Сбросив одежду, накинул халат и вернувшись в гостиную, остановился. Его внимание привлек ледоруб, висевший на стене, рядом с фотографиями его горных восхождений.
Внезапно ясная мысль - догадка, заставила его подойти и взять ледоруб. "Да, может быть это самый лучший вариант... Пистолет - много шума, тревога... А этим оружием можно убить тихо, почти беззвучно. А потом уйти, миновав охрану, сесть в машину и уехать. Пока хватятся... Начнут искать... Я буду иметь время уехать, скрыться. Котов будет меня ждать, перевезет через границу, у него всюду свои люди, даже на пограничных переездах...
Пока он сидел в ванной, план, в общих чертах, был готов!
- Решено, - говорил он сам с собой, - я сделаю это и я вижу, что он действительно опасен и его надо уничтожить. Говорит он красиво и убедительно, но за этим красноречием стоит расчет и предательство. Котов говорит мне, что Троцкого просто используют те, кому он будет нужен в необходимый момент. Я видел таких людей в Испании. Они всегда красиво говорят, но делают так, что потом бывают убиты и расстреляны сотни невинных людей, настоящих патриотов. Оппозиция на московских судах и не отрицала своих связей с Троцким...
А кто дал ему деньги на покупку этого дома-крепости. Кто оплачивает его содержание, охрану. Тут большие деньги. Может быть из партийной кассы? - спросил он сам себя, расправляя постель.
Устало вздыхая, он полежал немного, закрыв глаза и увидел кабинет, стул, сплетенный из легкой соломки, спину Троцкого, густой седой ежик волос на затылке. "Все мы должны отвечать за свои слова и поступки. От малых, до великих мира сего!
Открыл глаза, осмотрел гравюры на ярких обоях на стенах...
"Но характер всегда определяется прошлым человека... Если бы я не прошёл войну и тюрьму, не лежал бы с забинтованным после ранения лицом неделями в грязной палате, боясь, что могу ослепнуть, то я, наверное, зарабатывал бы деньги, содержа гостиницу... Может быть такую же, как эта ...".
Эта была последняя мысль, которую Рамон запомнил, перед тем, как заснуть...
Утром его разбудил телефонный звонок Сильвии. Он поговорил с ней, договорился о встрече после обеда, закурил сигарету, лег поверх одеяла и стал вспоминать вчерашний день, кабинет Троцкого, свое решение...