Старику, вдруг захотелось спать и он, сгорбив спину побрел в спальню...
На следующее утро Старик нехотя поднялся, попил чая на кухне и, не смотря на головную боль, пошел в кабинет, где долго читал газеты, а потом, все-таки заставил себя продолжить писать.
Какое-то время он нехотя чертил фигурки на бумаге, потом постепенно включился в работу. Обдумывая фразу, Троцкий грыз кончик ручки, глядя куда-то в пустоту, поблескивая стеклами очков. Наконец, сформулировав фразу, он склонялся над столом и начинал быстро писать. Буквы и буковки ровной строчкой выбегали из-под пера, заполняли пространство желтовато-белого листа с монограммой четвертого интернационала.
"... Сталин всегда был упорным, последовательным человеком. Создается впечатление, будто его кумиром в семинарские годы был апостол Павел, тоже чрезвычайно упорный человек.
Сталин всегда обладал характером уголовника. Его стремление к жестким действиям по отношению к своим политическим противникам обусловленное его близким знакомством и даже участием, в поощряемых Ильичом грабежах, в кризисные годы после первой революции в Грузии. Хотя они и назывались эсеровским словом "экспроприация".
Условия его детского семинарского воспитания, а точнее отсутствие его, также сильно повлияли на формирование характера. Думая над тем, каким образом такой человек мог стать во главе либеральной. Современной партии, я хочу отметить, помимо личного характера, ряд обстоятельств и условий его возвышения. Россия, как известно, еще и азиатская страна.
Так вот, Сталин был представителем той части бывшей империи, которая по численности составляла ровно половину в Политбюро, в верхушке власти. В то время как Ленин стал постепенно отходить от дел руководства по состоянию здоровья, на его место немедленно и неуклонно выдвинулся Коба. Будучи уже комиссаром национальностей, он в девятнадцатом году по подаче хитроумного Зиновьева и стоявшего за ним Каменева, Сталин стал еще и комиссаром Рабкрина - рабоче-крестьянской инспекции, прерогативой которой была проверка работы государственного аппарата. Но что самое важное, эта организация занималась и подготовкой чиновничьих кадров.
То есть Сталин еще в девятнадцатом году начал готовить своих сторонников во власти и делал это с упорством и методичностью хорошего администратора. Кроме этого, он был еще и членом Политбюро. Надо отметить, что все эти посты он занимал по праву: комиссаром по национальностям, потому что сам был не русским; комиссаром Рабкрина, потому что был самым русским среди лидеров фракции, состоявших, в основном из политэмигрантов и потому, плохо знающих не только бюрократическую работу, но и особенности этой работы в России.
Его незаметность, серость так же сыграли свою роль. Винтик партийной машины, - который оказалось держит её маховое колесо. Все это обнаружилось позже, как для его врагов, так и для сторонников.
Но вдруг случилось так, что кроме Сталина на пост секретаря Политбюро нет никого подходящего. И третьего апреля 1922 года он, Сталин, был избран на пост Генерального Секретаря Политбюро, как тогда казалось на время. Получилось так, что Сталин был самым умелым администратором на партийной кухне, хотя Ленин понимал и предвидел роль Сталина в партии.
Он говорил: "Этот повар может готовить только острые блюда". Конечно, это шутливый каламбур, но за ним просматривается ленинская интуиция...."
Троцкий отвлекся, походил, скрипя новыми башмаками, посмотрел на себя в большое зеркало, приосанился, поправил волосы на голове и вновь сел за стол, с утра заваленный газетами на английском, немецком и испанском языках.
"... Я тогда занимался вопросами войны, - начал писать далее Троцкий, но приостановился, промокашкой поправил перо и продолжил, - Каменев дублировал Ленина по многим второстепенным вопросам, Бухарин заведовал прессой и пропагандой. Сталин вел обычные партийные дела, так сказать "заведовал кухней". И вот, этот кок постепенно стал начальником партийной столовой, уже начинал рассаживать клиентов, как ему казалось выгодным и удобным. Естественно, когда официально, на официальном съезде стали выбирать начальника, то клиенты этого повара и выбрали своего патрона неофициального - партийным патроном.
А мы в Политбюро, были выше мелочных забот низовой работы партии. Мы были интеллектуалами, разрабатывали стратегию, а тактикой руководил Сталин. Пока Ленин был жив, Сталин знал свое место, но стоило Ильичу заболеть, Сталин развернулся вовсю. А потом уже было поздно. Меня они съели втроем: Зиновьев, Каменев и Сталин. Причем инициатором поедания был Зиновьев, Сталин только сопровождал. Когда в Политбюро не стало Ленина и Троцкого, остался один Сталин. Ведь все понимали, что ни Зиновьев, ни Каменев, ни Бухарин не в счет и тут уже поезд ушел. Зиновьев и Каменев были брошены под колеса партийного паровоза вместе со мной и почти одновременно, а другие, попадали туда позже, группами и в одиночку. В вершине остались одни тактики, которых было много, и один стратег - Сталин...".
Троцкий отложил ручку, поворошил рукой волосы, встал, прошелся по кабинету и проговорил вслух, сам с собой:
- Жаль, что хорошие мысли приходят уже потом, после всех разборок!..
Над домом на Авениде Виена плыла жара, потрескивали на холмах раскаленные камни, трава на склонах пожухла. Старик, прервавшись, подошел к открытому окну, вгляделся в выгоревший пейзаж: "А в Москве сейчас конец лета, яблоки дозревают. Охота на уток началась...".
Рамон не спеша оделся, побрился, спустился в бар и выпил чашечку кофе с бриошами. Эйтингон передал Рамону на последнем свидании несколько сотен долларов, поэтому не стесняясь, Рамон заказал рюмочку текилы и закусил желто-блестящим сыром с неровными дырками в нарезанных пластиках. "Сегодня же вечером надо будет отпилить у ледоруба ручку и примерить плащ с вложением во внутренний карман. Надо еще нож охотничий взять на всякий случай. И конечно, обязательно, возьму пистолет. Нужно чтобы все закончилось разом. Уже сейчас Троцкий всего боится, всех проверяет, а если он выживет и на этот раз, добраться до него будет почти невозможно", - думал он, прожевывая ломтик сыра.
Рамон купил газету и пробежал заголовки: "Люфтваффе начинает решительный штурм английских авиационных баз". "Около полутора тысяч бомбардировщиков будут задействовано в воздушной войне против Англии". "Гитлер пообещал разбить все аэродромы в Англии и тогда уничтожение флота и портов будет совершенно безопасной операцией".
Он отбросил газету и вспомнил рев немецких бомбардировщиков в испанском небе. "Когда на тебя сбрасывают бомбы, ты чувствуешь себя совершенно беззащитным, - вспоминал он, - Кажется, что каждая бомбы, с гнусавым визгом летящая с неба, обязательно должна попасть в тебя. Хочется выскочить из окопа и бежать куда-нибудь, лишь бы не ждать в бездействии, когда бомба долетит до земли и с гулким уханьем поднимет в воздух землю, в которой, закопавшись, вжавшись, ожидаешь своей судьбы ты".
Рамон заказал еще рюмку текилы, выпил, не закусывая, как это делают русские, одним глотком. Расплатился и поднявшись к себе, стал одеваться, Сильвия ждала его к обеду у себя дома. Но вдруг передумал - надо было что-то записать. Он сел за стол и стал писать по-французски завещание.