«Неведомо, что было первым, – выводила она, закусив от усердия кончик языка, чувство торжественности поднималось из глубин груди к горлу, – дымовая завеса перед глазами или диковинное ощущение проникновения сквозь височную кость в пространство ликвора чего-то холодного и стремительного…»
– Софья Николаевна, будьте любезны, чем это вы там заняты?
Данилов возвышался над партой Сони и, кажется – услужливо шепнула соседка Полина, – довольно давно. Соня отложила карандаш в сторону и прикрыла ладошками страницу. Не собираясь отвечать, взглянула на учителя снизу вверх, чуть приподняв брови в вопросительно-удивленном выражении.
– Позвольте напомнить, вы выпускаетесь в следующем месяце. И следовало бы подумать, как кончите педагогический класс. Ломоносовская гимназия дает право получить звание домашней наставницы или специалистки по истории.
Соня понимающе кивнула. Данилов не станет снимать балла за поведение, он вообще никогда не ставил оценки ниже пятерки, не бранил, не наказывал. На его уроках девочки могли вволю сплетничать, меняться местами, глядеться в зеркальце, пока учитель бормотал про гробницы и царей.
Ему двадцать пять, но он не выглядит на свой возраст ничуть – сам как гимназист: щуплый, низенький, немногим выше Сони, с тщательно причесанными светлыми волосами, которые слушаться не хотели и точно цыплячий пух норовили вырваться из стройных рядов прически, глаза – ярко-синие, всегда на мокром месте – или это так казалось из-за их цвета. Наутюженная тужурка, вычищенные ботинки выдавали в нем аккуратиста-отличника. Но как бы он ни хотел казаться взрослым, на скулах, тотчас как он начинал нервничать, загорался алый румянец семнадцатилетнего юнца, а лицо, гладкое и без малейшего признака растительности, чаще было робко опущено. Поди, страдал в отсутствии бороды и усов и отчаянно завидовал в этом учителю Закона Божьего. Знал, что не имеет должной учительской власти над своими ученицами, знал, как начинает трясти, едва приходится кого-то отчитывать, поэтому низвел свой гнев до нуля, – если девочка дерзила, тихо велел той сесть и продолжал ученым тоном вещать про Рамсеса, Карла Двенадцатого или Жанну Д’Арк.
В этом месяце «историчный» экзамен, приходилось повторять весь курс с третьего класса, так что в бормотании учителя смешались и «рамсесы», и декабристы, и троянцы с трудами Жан-Жака Руссо.
Соня продолжала прикрывать дневничок ладонями, но ярко-желтая обложка, вся в рюшах, украшенная искусственными цветами, слишком выделялась среди потрепанных учебников на парте.
– Покажите, чем вы заняты, – Григорий Львович требовательно протянул руку к желтым цветам под манжетой Сониной формы. Его щеки угрожающе заалели – верный признак того, что сейчас все силы направит на борьбу с волнением.
Соня не хотела, чтобы Данилов увидел свое имя на листках. У Сони был крупный почерк, а когда она писала в запале, под вдохновением, то буквы выходили круглыми и гигантскими. Она быстро захлопнула свой пухлый дневничок и слишком смело протянула его Данилову. Он не возьмет – велит отложить или убрать под крышку парты.
Но на этот раз не вышло.
Григорий Львович вцепился в желтую обложку, грубо вырвал ее из рук Сони, победно развернулся на каблуках и направился к кафедре, а дневник поднял высоко над головой и, словно обращаясь к доске, исписанной его аккуратной рукой, сказал:
– Я буду изымать все сторонние предметы. Не ради себя прошу, но ради вас же самих. Экзамен в будущем месяце, а вы, Софья Николаевна, что помните о Смоленской войне?
Соня тотчас поднялась. Ей следовало потупить взгляд, но учитель так и стоял затылком к классу, так что не было нужды строить из себя послушницу бенедиктинского монастыря. Она перекинулась улыбками с девочками с соседнего ряда.
– А вот и не ответите, потому что романтических книжек о Смоленской войне не написано. Вы же из книжек истории учитесь? «Айвенго» – для изучения истории Англии, «Эдинбургские темницы», «Антикварий», чтобы изучить нравы Шотландии. Вместо учебника географии у вас «Дети капитана Гранта» и «Таинственный остров», людские нравы вы изучаете по романам Эмиля Верхарна, Золя, мадам Сталь, Анатоля Франса, к слову, который, как и ваш батюшка, владел книжным магазином.
– Как и Анатоль Франс, я упаковываю некоторые заказы, – не удержалась от гордого замечания Соня, подмигнув Полине. – Видеть, кто какие книжки читает, – удовольствие особенное.