Научил так волхв, взял свои сосуды и дальше отправился.
У Невзора было три жены и семнадцать детей: воинов только четверо, остальные девы. Сожалел, конечно, – помощников маловато, хоть землю пахать, хоть набеги отбивать. Но так распорядился Дед Небесный, значит, станут девы воинов рожать и род продолжать. Дочери все в матерей удались, одна краше другой. Хоть и от разных жен, но у всех неуловимое сходство было: русоволосы, космы ниже пояса, глаза голубые, как родник студёный. Жены рожали детей каждый год и оттого не старились, хотя самого Невзора годы как белилами измазали: и голову, и бороду.
Младшая дочь от третьей жены, Ведея, очень уж хороша была собой. Глаза глубокие, завораживающие, утонуть в них было можно. На лицо белая, брови тёмные да тонкие. И обходительная с людьми, и ласковая. Но ещё было в ней то, чего у других дочерей не открылось, да ни у кого в родах, так как не слыхал о подобном. Дар был – в сны чужие входить да судьбу во сне рассказывать. Спрашивал Невзор о снах, только не помнила она ничего да смеялась, будто ручеёк по камешкам. Но бывало после снов тех печалилась, слезу видел на щеках при пробуждении. На песке иногда рисовала странные картины, которые и сама понять, наверное, не могла. Только недолго те картины жили, как сны: волной прибрежной их смывало, а в памяти оставались.
Однажды пришла и сказала:
– Отец, наш род спасёт охотник!
Все мужчины в роду были охотниками, поскольку всё время приходилось в лесах жить.
– Как его имя? – спросил Невзор.
– Имени не знаю, но прозвищем Леший.
– Нет у нас такого охотника, дочь.
– Верно, он ещё не родился, – ответила Ведея. – Но через много-много лет он явится на свет, чтобы вывести наш род из небытия.
Тогда Невзор ещё не верил в её вещие сны и пророчества, потому лишь засмеялся добродушно:
– Полно, Ведея! Это у тебя юношеские грёзы…
Дочь потупилась, затем схватила ветку и нарисовала на песке странную птицу в небе и летящего по воздуху человека.
– Это он, летающий охотник!
Волна набежала и слизнула будущее…
Но вот она, легка на помине! Прибежала, у своей берёзы встала, поясок на неё свой повязала да, улыбаясь, шепчет что-то заветное, одной ей ведомое. Дерево заклинает…
Невзор долго смотрел на неё и затаённо дивился. Ведея, кроме снов своих пророческих, обладала даром редкостным, ныне почти утраченным – разговаривать с деревьями. Так-то лес все время мертвым стоит, безмолвным, особенно зимой. Но когда в начале лета зацветает и выбрасывает пыльцу, можно услышать голоса. Множество голосов! И если уметь вслушиваться, то открывается человеку речь деревьев, а они много о чём могут рассказать, ибо корнями врастают в землю, а кронами – в небо.
Поговорила Ведея с берёзой, опустила голову и приблизилась к отцу:
– Завтра люди Судислава здесь будут.
– Я не отдам тебя черному князю, – твердо сказал Невзор. – Ещё хватит сил защитить тебя.
– Не меня защищать тебе нужно – род свой, – ответила Ведея. – Уходить надо на заре, вот с этого самого места.
Младшая дочь не могла знать о совете с волхвом, поэтому Невзор спросил осторожно:
– Ты знаешь, куда нам уходить?
– Знаю, отец. На восход солнца, на утреннюю зарю.
– Но волхв сказал, на закат нам путь.
– На закат идти – значит, в прошлое. А мы там уже были… Не мы, так предки наши… На утреннюю зарю веди род наш, отец.
– Восход мне и самому больше нравится, – признался Невзор. – Да ведь волхв учил, на вечерней заре напоить род зельем и отправляться на закат. С последним лучом солнца врата откроются…
– Они откроются с первым лучом на восходе, – промолвила Ведея. – Послушай меня, отец, и сделай так, как я говорю. Иначе мы никогда не сможем вернуться.
– А нужно ли возвращаться, дочь?
– Если мы никогда не вернемся, Русь лишится будущего.
– Отчего же волхв отправил нас на закат?
– Весь мир сейчас на закат идет, а нам с миром не по пути.
Послушал Невзор Ведею и рано утром, еще до восхода, собрал весь свой род за большим столом.
– Напою вас в последний раз, – сказал, – но не мёдом хмельным, а водой, живой и мёртвой. И пойдем мы на новое место – в ту сторону, где всегда утро.
И подал двуручный ковш старшему сыну. Тот отхлебнул глоток – передал следующему. И прошел ковш по большому кругу, пока вновь не вернулся к нему от младшей Ведеи. Невзору досталось лишь несколько капель, оставшихся на дне, но ему и этого было довольно. С первым солнечным лучом поднялся весь род из-за стола, поклонился на все четыре стороны и направился на утреннюю зарю.
Привыкшие уходить с места на место со всем скарбом, на сей раз пошли налегке, разве что воины обрядились в доспехи и оружие взяли, а женщины – детей на руки да ножи нагрудные. В великом молчании уходили, даже грудники не плакали, ибо после застолья на них напал крепкий сон.
Поднялись они на высокий холм и встали перед восходящим солнцем. И вдруг услышали позади конское ржание и воинственные крики. Обернувшись, Невзор увидел, как черная конница вырвалась из леса и потекла смолой к брошенной людьми деревне.
Вспыхнула соломенная крыша у крайней избы. Запахло дымом, доносимым ветром…
Увидев людей рода Невзора на вершине, всадники развернулись вороным крылом и пошли на приступ. Сам князь вырвался вперёд и уже мчался к Ведее, на скаку раскручивая аркан, однако верёвка зацепилась за сук и чуть не вырвала Судислава из седла. Конь взвился на дыбы, заплясал на месте – Ведея не дрогнула, хотя копыта замельтешили у нее над головой. Князь взмахнул ножом, отсек аркан, привязанный к седлу, и потянулся рукой, чтоб схватить Ведею, но она ускользнула.
– Всё равно ты будешь моей! – крикнул Судислав, бросая коня вперед.
И вдруг увидел, что люди, стоящие на вершине холма, начали исчезать в красном утреннем зареве! Их фигуры, будто отражение на воде, стали изламываться, таять и сплавляться с зарей. Испугавшийся конь хрипел и пятился назад. И тогда князь ожёг его плетью, бросил вперёд и в последний миг схватил Ведею за летящую по красному ветру косу!
В тот же час опрокинутый наземь вместе с конем, он вскочил и узрел в руке лишь толстый, туго сплетённый жгут волос…
А восход ослепил его, незримый ветер ударил в лицо, сорвал шапку, однако князь побежал на зарю:
– Ведея!..
Но солнце слизнуло людей с холма, будто утреннюю росу, и лишь на мгновение перед взором князя промелькнула желанная дева, закрывающая руками окровавленную безволосую голову…
Холопы отыскали его на склоне холма, когда солнце поднялось высоко и иссушило князя в щепку. Вначале решили, что мёртвый он, взяли было за ноги и поволокли, однако князь приподнялся, схватился за траву.
– Где Ведея?…
И так перепуганные холопы втянули головы в плечи, развели руками:
– Все пропали…
– Куда пропали?!
– Колдовство!
Позвали попа. Тот водой Судислава побрызгал, дымом окурил.
– Вставай, князюшко! Изгнал я бесов из тебя!
Князь поднялся на ноги, огляделся:
– Ты скажи мне, поп, куда подевался род Невзора?
– Чародейство поганое!
– Верни мне назад Ведею!
Поп заплевался, замахал руками:
– На что тебе девка поганая? Не смей и думать о ней! А косу её в огонь брось!
Судислав погладил косу, спрятал у себя на груди и пошёл, словно туча чёрная.
– Деревню спалить! – велел.
Князь для Ведеи терем выстроил в сосновом бору, слуг поставил, чтобы ходили за ней да выполняли все её прихоти. В свои хоромы бы отвёз и в палатах поселил, но в доме была жена. А по новой вере, что принял, вторую иметь не дозволялось, и тем паче наложницу содержать…
Приезжал Судислав три года назад к Невзору с дарами великими, просил отдать в жёны младшую дочь.
– Отдам тебе Ведею, – сказал тогда непокорный старейшина. – Но вели своим попам и монахам не трогать мой род. И чтобы мы вольно жили на своих землях, как прежде было дедами установлено. А Ведею крестить не смей! Не хочу, чтобы на её теле висел знак смерти.
Князь бы согласился, да услышали это попы и давай зудеть – не смей душу свою антихристу продавать за плотскую утеху. Не можешь уговорить поганого Невзора, силой возьми его дочь, приведи в храм, а через неё мы доберёмся до всего вольного рода.