Я стала ловить себя на том, что меня раздражает даже хрупкое равновесие, установившееся в мире. Я тоже ревную. Смешно сказать, я ревную Гектора к тем временам, когда вокруг кипели события, и правители мира приходили к нему на поклон, чтобы поделиться или наоборот разжиться ценной информацией. Я даже жалею, что мои отношения с леди Рисс не перешли за рамки официально-вежливых, и царственная кошка не рискует втягивать меня в свои бесконечные интриги. И хотя у меня сложились очень теплые, почти дружеские отношения с Фарияром, Лилеей и конунгом, и я все еще считаю, что дружу с Марком, в их вотчинах не происходит ничего, до чего Библиотеке, а значит и мне, было бы дело.
Иногда мне кажется, что это мое нынешнее состояние похоже на старость. Нет, не физическую, конечно. На старость моральную и от того более безысходную. Возможно, я уже начинаю понимать, что такое естественная смерть для эльфа. Скука. Это просто скука. Все слишком хорошо и спокойно для того, чтобы было интересно жить.
Почему-то, когда Гектор был рядом, у меня не возникало подобной проблемы. Даже просто молчать, занимаясь каждый своим делом, рядом с ним не было скучно. Теперь же и любимые книги, злостно замотанные из университетской библиотеки Огненных Гротов и эльфийской Сокровищницы Мудрости, или доставленные в свое время Аленой и Грэмом через клинику из родного мира, увлекают меня лишь ненадолго, а потом мысли начинают расплываться и бродить в неопределенности. И в этой неопределенности завтра ничем не отличается от сегодня, а послезавтра от завтра. Тогда я начинаю пытать Библиотеку о том, когда же что-нибудь произойдет, словно она кентаврийский предсказатель. А она уходит из моего сознания, не желая отвечать на нелепые вопросы.
Вот и теперь повздорив с ней и получив вслед укоризненный взгляд Джесси, я сбежала сюда, на окраину буковой рощи. Место здесь уединенное, а вид на луг с пригорка открывается такой, что можно до бесконечности рисовать его в разных ракурсах и при разном освещении. И хотя это все еще территория Библиотеки, и она вполне может догнать мои мысли даже здесь, я знаю, что она не станет меня тревожить, пока я сама не успокоюсь и не вернусь в здание.
— Привет, Марта!
Я вздрагиваю. Я не то что чьего-то присутствия не почувствовала, я шагов не услышала. Легких эльфийских шагов. Я улыбаюсь и поворачиваю голову.
— Привет, Кант! — и тут же удивляюсь, — Ты один? А где Зантар?
— В Сентанене, — эльф на удивление серьезен и даже напряжен.
— Кант, что-то случилось?
Он не отвечает. Молча садится на траву рядом со мной и некоторое время изучает пейзаж. Но что-то мне кажется, его тонкую эльфийскую натуру сейчас мало заботят косые лучи солнца, пробивающиеся через наползающие грозовые тучи. В нормальном состоянии он мог бы написать об этом зрелище поэму, но сейчас, пожалуй, даже не видит.
— Кант? — не выдерживаю я.
— Марта, — он поворачивает ко мне голову и смотрит в лицо ничего не выражающим взглядом, — ты согласишься разделить со мной столетие?
А?! О! У-у-у!.. Ой! Ой-ой-ой! Так! Та-а-ак! Нет, стоп! Так… Нет, все-таки не так. Что-то тут определенно не так. Что это с ним, честное слово?!
Для непосвященных объясняю. Эльфы не заключают браки на всю оставшуюся жизнь. Длинная она у них, то есть у нас, очень, чтобы подобно людям зарекаться "пока смерть не разлучит нас". Срок всегда оговаривается заранее. Продлить его впоследствии можно, сократить — нет. И столетие в данном контексте означает именно столетие. То есть я, только что, получила формальное предложение руки и сердца, причем произнесенное таким тоном, словно этого бедолагу сюда за уши притащили.
— Кант, ты что, головой ударился? — отмираю я, наконец.
— Ты не ответила, — он снова смотрит в пространство.
— Я ответила. Вопросом. Ты ударился?
— Лучше скажи просто "да".
Нет, вы только подумайте! Он что, правда полагает, что на подобное предложение "да" можно ответить?! Да чего он от меня ждет-то?!
— Кант! — тихо рычу я. — Немедленно повернулся ко мне, посмотрел в глаза и объяснил, какая муха тебя укусила!
Пару мгновений он молчит, потом обреченно спрашивает: