– Знаю. Я поступила неправильно, жадек? Он опасен?
– Он дурак. Все в порядке. Другие будут уважать твою гордость.
Вероятно, это правда. Именно так произошло в Сеньяне.
Мысленно она сказала:
– Мы слишком часто руководствуемся гордостью, да?
– А чем еще можно руководствоваться? – спросил он.
С тех пор она несколько раз думала об этом.
Может ли одна гордость толкать тебя вперед и вверх, когда ты взбираешься на борт купеческого корабля под флагом Дубравы? В ней по-прежнему жила холодная, твердая решимость отомстить, но этот рейд не имел к ней отношения. Дубрава не входила в число ее врагов. Это были первые шаги в путешествии.
Забраться на борт корабля было несложно, даже с луками и колчаном. Она заменила в темноте тетиву. Тико оказался быстрее большинства из них, прыгнул на якорную цепь, потом по ней перебежал на палубу, будто всю жизнь этим занимался. Даница ухватилась за поручень, подтянулась, перескочила через него на палубу, и стояла там, в сером свете. Большинство пиратов оказались на палубе раньше нее. Ей нужно научиться действовать быстрее, сказала она себе. Команда корабля уже сдалась, никто не оказал сопротивления. Некоторые из сеньянцев уже спустились вниз, посмотреть, что лежит в трюме.
Она надеялась, что никто не заметит, как она испугана. Торговый корабль из Дубравы не собирался с ними сражаться, но она знала, все они знали, что им не полагалось грабить корабль джадитов, идущий из Серессы в Дубраву. Было бы трудно доказать, что это часть войны против неверных.
Не их вина, что их заперли на этой прибрежной полосе неподалеку от Серессы, не давая возможности даже торговать с островами. Если вы морите людей голодом, вы не оставляете им выбора, правда?
Именно так сказал их предводитель, которого завали Хрант Бунич, вчера вечером, когда они заметили парус и пустились за ним в погоню. Суда сеньянцев представляли собой плоскодонки с низкой осадкой, их приближение трудно заметить. На них удобно скрываться на мелководье и даже подниматься вверх по рекам, если возникает такая необходимость.
Стояла ранняя весна, а корабль из Дубравы уже добрался до Серессы и теперь возвращался домой. Если бы они захватили его раньше, по пути на север, сказал Бунич, они бы разжились добычей из ашаритских земель, и имели бы на это право – как герои границы. Они всегда так говорили. И в большинстве случаев им верили, думала Даница. Теперь это будет груз, приобретенный Дубравой у Серессы, то есть товары, проданные купцами-джадитами покупателям-джадитам, а, следовательно, им не следовало их отбирать.
– Если повезет, часть их может оказаться товарами киндатов, – сказал дед. – В Серессе есть их квартал.
– А мы воюем с киндатами?
Она понимала, что он пытается ее успокоить. Она заняла позицию ближе к главной мачте вместе с еще двумя пиратами, рядом с ними стоял Тико. Те двое держали в руках мечи. Даница наложила стрелу в лук, но держала его небрежно. Нет необходимости прибегать к насилию. Так говорил Бунич, и ее дед сказал ей то же самое.
– С киндатами? Это зависит от того, кого ты слушаешь. В конце концов, они отрицают Джада. И, кроме того, после тех военных галер, вы можете захватить груз из Серессы и объявить его возмещением за то, что они с вами нечестно обошлись. Бунич, вероятно, так и сделает.
Капитан корабля, широкоплечий мужчина с черной бородой, сейчас стоял перед Буничем. В нарастающем свете дня его лицо выражало что-то среднее между гневом и мрачным смирением.
– Самое начало весны, рано для сеньянцев выходить в эти воды, – произнес он почти дружеским тоном.
– Мы рискнули, – ответил Хрант Бунич, также небрежно. – Мы испытываем некоторую нужду, как вы, вероятно, знаете. «Игнация» тоже слишком рано вышла в эти воды, – Бунич быстро улыбнулся. – Вы из Хатиба? Зимовали там? Тогда вы быстро обернулись.
– Действительно. Кажется, я вас не знаю.
– Думаю, не знаете, – ответил Бунич. – Вы нас простите, если мы посмотрим, нет ли внизу чего-нибудь такого, что принадлежало бы еретикам, отрицающим Джада?
– Ничего такого нет, – вмешался другой мужчина, появившийся из-за спины капитана. Он был очень высоким, с аккуратной бородкой, золотистыми волосами под шляпой, отличался изысканной речью и манерами. – Там нет ничего, кроме груза джадитов. Убедитесь сами и уходите. Или поверьте моему слову. Я Марин Дживо. Это мой корабль. Вы не имеете никаких оснований находиться на борту, и все священнослужители на свете скажут то же самое, – он старается сдержать гнев, как думала Даница.
– Только не наши священнослужители, – возразил Бунич. – Наши голодали этой зимой и весной. Сересса вешала жителей островов, которые торговали с нами.