Резкий и насильственный характер запрета говорить и выражать свои эмоции сделал переживание горя невозможным. Он вносил путаницу в чувства и мысли, подталкивая живых братьев и сестер к переживанию вины за то, что они не умерли вместо сестры, или к попыткам все исправить, изменить последствия трагедии. Генеалогическое древо помогло понять роли членов семьи и наличие между ними соперничества, которое разрушало жизнь Анри. Постепенно его попытки идентифицировать себя с умершей матерью прекратились, пропала гипертония; а потом акупунктура, натуропатия, эндопротезирование сустава помогли Анри справиться с бессонницей и снова начинать ощущать удовольствие от жизни. Терапия дала ему силы защититься от алекситимии, приобретенной по приказу отца. От природы она ему не была свойственна, и свой гнев по отношению к отцу, переживания по поводу других отношений он начал выражать точно и понятно.
Другая пациентка, Виржини, более двух лет подряд пыталась завести со своим партнером ребенка. Она пришла на консультацию, чтобы понять причины этих трудностей, – она сомневалась, не пора ли ей предпринять экстракорпоральное оплодотворение. Она даже уволилась с работы ассистентки оператора и, чтобы избавиться от стресса и использовать все свои шансы, решила стать инструктором по йоге и добилась-таки успеха. Эти перемены оказались благотворны, и ее отношения с Жаном-Филиппом стали более гармоничными. Врачи сказали девушке, что и у нее, и у ее партнера все в порядке.
На нашей первой встрече она рассказала мне о своих родителях и бабушке со стороны матери. Обе женщины родили детей рано, в сложных условиях, и это вызывало у нее чувство вины. «Может быть, я ждала слишком долго, мое тело стерильно, я не сделала того, что нужно». Я на это ответила: «Ну конечно, надо казнить себя за то, что в молодости не делаешь детей лихо, в кошмарных условиях, и лучше всего еще до 20 лет». И добавила, что даже если учитывать, что фертильность снижается с возрастом, а вредные вещества из медикаментов и окружающей среды разрушают эндокринную систему, все-таки заводят ребенка в возрасте до 20 лет довольно редко – вряд ли кто-то может гарантировать малышу нормальные условия. И тут вдруг я задала вопрос совершенно спонтанно: «А ваш дедушка? Что делал он? У вас есть воспоминания о нем?» И тут воцарилась тишина. Она ответила мне тихим голосом, почти шепотом: «Нет, мой дедушка довез бабушку до вокзала и вернулся домой». Ее бабушка родила ребенка в результате увлечения в ранней молодости – она осталась одна, беременная, на платформе вокзала. Вот мы и нашли разгадку. Родители бабушки не захотели слышать о дочери и предложили ей работать и справляться самой. Мать моей пациентки, в свою очередь, безумно влюбилась в мужчину в подростковом возрасте, и родила от него троих детей, в том числе мою пациентку и двух мальчиков. Старшей дочери она дала имя своей матери.
«Выходит, бесплодие, Виржини, позволяет вам избежать чувства отвергнутой женщины, пережитого вашей бабушкой, имя которой вы носите. Вы – это не она, но страх сжимает ваше тело. Возможно, это проявление ваших чувств к бабушке, которая так страдала». Эта интерпретация ее тронула, и она ответила мне взволнованно: «Я ее так любила. Это ужасно: пережить такое в 17 лет». Я постаралась внушить ей, что она не несет ответственности за взаимоотношения прабабушек и прадедушек. Пациентка постепенно начала понимать, почему она не хотела быть матерью долгие годы, и почему до сих пор что-то в ее теле мешало материнству. Работая одновременно над бессознательной транспоколенческой передачей травмы (выбор имени был для нее дополнительной нагрузкой), ее осознанием, токсичными мыслями и убеждениями, изменив свои пищевые привычки (те аспекты, о которых я уже писала в начале книги), она снизила кислотность организма и сделала его внутреннюю среду более щелочной, а значит, более фертильной. Таким образом Виржини удалось сэкономить на ЭКО и избежать тяжелой гормональной терапии. Три месяца спустя она уже ждала ребенка, который энергичными движениями в животе матери подтверждал полезность терапии, способствующей улучшению ее самочувствия.
Транспоколенческие травмы и семейные тайны хорошо иллюстрируют, как страдание передается из поколения в поколение, так же как цвет глаз или какая-то склонность. Если человек не осмеливается разорвать цикл страданий сознательными усилиями, то все случаи насилия, попытки суицида, травмы передаются дальше по наследству.