— Ты сказал Горшечник, — напомнила я. — И если у меня все в порядке с памятью, а у меня с ней все в порядке, то это фамилия Яниного мужа.
— Бывшего, — отозвалась Яна.
— Ах, вот оно что! Так это ты сама виновата! Со своим мужем сначала разберись! — обрадовался Матвей, хотел кинуть в Яну конфетой, но их уже не осталось, примерился к яблоку, но передумал.
— Разобралась! Мы уже десять лет в официальном разводе.
— Ребята, — остановила их я. — Он по паспорту Хоружий. Я сегодня в синей папке видела копию. Точно.
— Никакой он не Хоружий! Горшечник он. Бывший, — доказывал Матвей.
— Это как «бывший»? — уточнила Яна.
— Я тут выяснил по своим каналам. И через тещу. Он женился три года назад и взял фамилию жены. Жена через полгода умерла. Она его была старше на двадцать лет. До этого был Горшечник. Алексей Горшечник.
— Я не брала его фамилию, когда замуж выходила, идиотская фамилия. Правильно сделала, — похвалила себя Яна.
— Все это прекрасно, — прервала я сантименты. — Вдруг вы оба ошибаетесь? Мужчин с именем Алексей много, с такими же фамилиями тоже наверное много.
Матвей задумался, но ненадолго.
— Яна, у тебя есть его фотография?
— Откуда? Не ношу в кармане фотографии бывших мужей! А у тебя есть его фотография?
— Откуда? — передразнил он. — Не ношу в кармане фотографию любовника моей жены.
— У него серые глаза, — начала перечислять Яна. Похоже, они решили сверить приметы общего знакомого.
— А не карие?
— Рост сто восемьдесят.
— Ниже.
— Так вы ни до чего не договоритесь, — заметила я.
Яна вспомнила про меня, и выражение лица ее сильно изменилось, стало очень задумчивым. Может мне пойти пока погулять, от греха подальше.
— Ты тоже хороша! Не могла сказать, что видела моего бывшего мужа!
Ну, ничего себе, несправедливость какая. Нашли виноватую. Это меня-то! Да я вообще в этой истории — левая!
— Не могла! Я твоего мужа никогда не видела! Ты мне его не показывала, когда он в женихах ходил, а на свадьбе я не была, забыла?
— Свадебные фотографии видела!
— Не видела! Ты их все порвала и выбросила! Забыла, что ты развелась через день?
Я собрала с пола несколько конфет и отнесла их Лапочке. Он принял подарок с благодарностью. Яна вышла в коридор и не стала ругать меня за то, что я кормлю ее пса конфетами.
— Миля, прости.
Я гладила Лапочкины мягкие черные уши.
— Миля, ну у меня неделя тяжелая!
Ага, а у меня всю неделю праздник!
— Я устала и издергалась!
Зато я отдохнула и посвежела.
— Миля, ты же его видела в лицо, да? И не один раз? Ты же его помнишь?
Куда это она клонит?
— Нарисуй его, пожалуйста! У Акима и бумага есть, и карандаши… Я знаю, где лежат.
Незачем дуться на подругу, ей и правда плохо пришлось, а нарисовать мне не жалко. Рисовать я люблю. Через пятнадцать минут портрет был готов.
— Он! — воскликнул Матвей.
— Постарел, — удовлетворенно отметила подруга.
— Хорошо рисуешь, — похвалил меня Матвей.
— Дарю, предложила я. — Вставь в рамочку, повесь в спальне.
— Лучше Яне, бывшей жене, подари.
— Я ей копию сделаю.
— Тихо! — остановила Янка. — Мне интересно, где сейчас этот сукин сын? Пока его не поймали, я спокойно не усну.
— Да, любишь ты своего бывшего, — отметил Матвей.
— До смерти люблю! До его смерти. Скорой, надеюсь.
Мне очень хотелось закончить дела подруги побыстрее, а то своих хлопот много: ремонт, сочинение плана спортивной недели и встреча в кафе с бывшими коллегами.
— Знаете что, — вяло сказала я. — Давайте вместе подумаем, где может быть Дарья. Надо найти ее и попросить забрать Милу. Ну и бабушку к больнице навестить.
— Я сам заберу свою дочь! — встал в позу папаша.
— Это после того, как «зятя», а официально это ты, ищет вся полиция Москвы? Очень в тюрьму хочешь? — спросила я. Он промолчал.
Мы задумались, Матвей сидел, разглядывая портрет Алексея Горшечника-Хоружего, Янка пила сок, а я гладила Лапочку. Он вел себя тихо, держа в поле зрения Матвея. Хорошая собачка. Матвей думал, что Лапочка что-то вроде болонки и воспринимал его как предмет интерьера, а зря. Лапочка — серьезная собака.
— В командировку она уехать не могла, домой не пришла, остается один вариант, мою жену украл этот Горшок неразбитый, — заявил Матвей.
Я тоже так считала, но не хотела его огорчать, и еще у меня были сомнения. Могла и уехать, но вероятность этого ничтожно мала.
— Чем больше я над этим делом раздумываю, — произнесла я, — тем больше у меня чувство, что все происходит совсем неправильно.
— Почему? Как раз все правильно. Мой бывший муж убил тещу, украл жену и хотел убить ребенка. Из-за наследства, ты сказала.
— Но тогда ему не светит это наследство! Если он сейчас всех убьет! — объясняла я. Дочь юристов я, или кто. — Он пока еще не наследник! Вот с предыдущей женой он действовал правильно: сперва женился, потом выждал, а потом она умерла. Может даже и своей смертью.
— Ага, держи карман шире! Какая я умница, что с ним развелась! — не переставала восхищаться своим умом подруга.
— Ты права, — согласился Матвей. — Он не ее наследник. Ее наследники — мать, дочь и муж, то есть я.
— Не путайте вы меня! — заорала Яна, Лапочка напрягся. — Какой ему смысл красть девушку, если от нее ничего не светит?
— Яна, тише, а то Лапочка нервничает! — немного испугалась я. Кто знает, что решит сделать с нами собака, если подумает, что мы обижаем хозяйку.
— Лапочка, все в порядке, иди на место. Я хотела сказать, что ему нет смысла убивать Дарью. Может быть, он ее вообще не крал? Вдруг она сама уехала?
— И бросила ребенка? — спросила я.
— Моя жена хорошая мать!
Кто бы говорил, но не он, у него с женой отношения — черт не разберется, а мне придется разобраться ради спокойствия подруги. Про хороших матерей мне Седа Самсонова за неделю работы в детском саду порассказала такого — не забыть! Например, однажды перед праздником у нее в группе остался ребенок после того, как всех других детей родители забрали. То есть утром мать его привела, а вечером за ним не пришла. На следующий день был праздник, а за ним — выходные, то есть три выходных дня подряд. Она забрала ребенка к себе домой и стала звонить матери. Та не отвечает. Седа Самсоновна оставила ребенка со своей семьей, а сама пошла по адресу, искать заблудившуюся мамашу. Той не было дома, а женщина, вместе с которой она снимала квартиру, сказала, что не видела ее с утра, зато дала адрес родителей, живущих в Подмосковье. К ним воспитатель и отправилась. Те заявили, что не общаются с дочерью и не видели ее уже пять лет. Вернувшись к домой (а праздник закончился), она позвонила заведующей. Вместе они пришли в полицию с заявлением о пропаже человека. Следующие два дня Седа Самсоновна посвятила поездкам по моргам с целью опознания трупов. К счастью, не опознала, но занятие это не из приятных. Хотелось праздники провести с семьей, а тут чужой ребенок, который просит есть, пить, играть, маму… Заведующая с методисткой обследовали все больницы. После праздников воспитательница привела ребенка в группу, вечером его обещали забрать социальные службы. Каково же было всеобщее удивление, когда заявилась его мамаша (вечер пятого дня!), а на все вопросы ответила: «У меня должна быть личная жизнь?!»
— Давайте остановимся на том, что Алексей Горшечник-Хоружий украл Дарью и где-то ее держит, — предложила я наиболее вероятную версию. Со мной не согласился муж Дарьи.
— Зачем она ему? Он уже знает, что попытка взорвать бомбу провалилась.
— Если не знает?
— Знает, следит за прессой. Они не женаты, наследство он не получит, так зачем она ему?
— Правильно, — поддержала его Янка. — Нелогично себя ведет. Он сначала на мне женился, а только потом затеял развод с разделом имущества. Мне повезло, потому что после он решил, что жен лучше всего отправлять на тот свет, тогда ничего не надо делить.