Павлушка. То и против закону, что вином торговала.
Марфутка. Я бы и ей не велела. Всё это вино. То ничего, а то бьет не судом всех.
Макарка (к Павлушке). Чудно ты говоришь. Спрошу завтра у учителя. Ему нельзя не знать.
Павлушка. Ну и спроси.
На другое утро Прохор, отец Макарки, выспавшись, ушел опохмеляться. Мать Макарки с распухшим, подбитым глазом месила хлебы. Макарка пошел в школу. Ребята еще не собрались. Учитель сидел на крылечке и курил, пропуская ребят в школу.
Макарка (подходя к учителю). А скажите, Евгений Семеныч, правду это мне вчера один человек сказывал, что царь вином торгует, и Акулину в тюрьму посадил за это самое.
Учитель. И ты глупо спрашиваешь, и дурак тот, кто говорил тебе: царь ничем не торгует. На то он царь. А что Акулину подвергли тюремному заключению, так это за то, что она беспатентно торговала вином, следовательно, казне убыток делала.
Макарка. Почему убыток?
Учитель. Потому что на вино наложен акциз. Ведро на заводе стоит…,[8] а в продаже....[9] Вот этот лишек и составляет доход государству. И доход этот самый большой....[10] миллионов.
Макарка. Стало быть, что больше пьют вино, то больше дохода.
Учитель. Известно. Не будь этого дохода, не на что бы было содержать ни войско, ни училища, ни всё то, что для вас всех нужно.
Макарка. Да если это всем нужно, так отчего же прямо бы [не] брать это на нужные дела, а зачем через вино?
Учитель. Как зачем через вино? Затем, что, значит, так положено. Ну, ребята, собрались, рассаживайтесь.
О СМЕРТНОЙ КАЗНИ
М[арья] И[вановна] – жена профессора (шьет).
Федя, ее сын, 9 лет (слушает разговор отца).
Ив[ан] В[асильевич] – военный прокурор.
Петр Петр[ович] – профессор.
И[ван] В[асильевич]. Но нельзя же отрицать опыта истории. Мы не только видели это во Франции после революции и в других исторических моментах, но мы видим это теперь у нас, что пресечение, то есть изъятие извращенных и опасных для общества членов, достигает цели.
Петр Петр[ович]. Нет, мы не можем знать этого, знать дальнейших последствий, и это не оправдывает исключительных положений.
И[ван] В[асильевич]. Но мы тоже не имеем права предполагать, что последствия исключительных мер будут дурные и что если бы они и были дурные, чтобы причина их заключалась именно в применении исключительных мер. Это одно, другое же то, что устрашение не может не действовать на людей, потерявших всякое человеческое свойство и превратившихся в зверей. Чем же другим, кроме устрашения, можете вы подействовать на людей, как тот, который спокойно зарезал старуху и трех детей только для того, чтобы украсть 300 рублей?
Петр Петр[ович]. Но ведь я не отрицаю вообще применение смертной казни, я отрицаю исключительно военные суды, так часто применяющиеся. Если бы эти частые смертные казни производили только устрашение, но вместе с устрашением они производят и развращение: приучают людей к равнодушию, к убийству себе подобных.
Ив[ан] В[асильевич]. Опять мы не знаем дальнейших последствий, а зная благотворность…
Петр Петр[ович]. Благотворность?!
Ив[ан] В[асильевич]. Да, благотворность ближайших, не имеем права отрицать ее. Как же может общество не воздавать по делам его такому злодею, как…
Петр Петр[ович]. То есть что общество должно мстить?
Ив[ан] В[асильевич]. Не мстить, а, напротив, заменять личную месть общественным возмездием.
Петр Петр[ович]. Да, но тогда оно должно происходить в раз навсегда определенных законом формах, а не в исключительных положениях.
Ив[ан] В[асильевич]. Возмездие общественное заменяет ту месть случайную, преувеличенную, незаконную, часто необоснованную, ошибочную, которую могло бы употреблять частное лицо.
Петр Петр[ович] (горячась). Что же, по вашему мнению, это возмездие применяется теперь всегда не случайно, всегда обоснованно, всегда безошибочно? Нет, никогда не соглашусь. Никакие ваши доводы не могут убедить ни меня, ни кого бы то ни было, что эти исключительные положения, при которых казнены тысячи, и казни всё продолжаются, – чтобы это было и разумно, и законно, и благотворно. (Встает и ходит в волнении.)
Федя (к матери). Мама, о чем папа спорит?
М[арья] И[вановна]. О том, что папа думает, что нехорошо, что так много смертных казней.
Федя. Как, что до смерти убивают?
М[арья] И[вановна]. Да. Он думает, что не надо этого делать так часто.
Федя (подходит к отцу). Папа, отчего же в десяти заповедях сказано: не убивать? Стало быть, совсем не надо?
Петр Петр[ович] (улыбаясь). Это сказано не про то, про что мы говорим, а про то, чтобы одни люди не убивали других.