Жизнь у дедушки и бабушки для Никиты была скучной. Возможно, он просто стал старше. А его повзрослевшее тело, организм и мозг, готовый впитывать знания, как губка, требовали новой информации, новых навыков. А чему могли научить мальчика старики?
Мама Никиты Раиса Васнецова после работы училась в университете на вечернем отделении и приходила домой поздно, когда он уже спал. А по выходным пыталась устроить свою личную жизнь. А бабушка, Мария Ермолаевна Морозова, кормила домашнюю живность – курей, кролей, уток, ухаживала за садом и огородом, ездила на базар все это продавать. Дед – Прокофий Герасимович Белов – эту живность резал, из шкурок кролей делал шапки, и тоже продавал эти плоды натурального хозяйства на рынке. Наверное, по закону компенсации их внук с детства стал питать отвращение к сельскому хозяйству в любом его проявлении.
Дедушка с бабушкой жили в одном доме, но почему-то в разных комнатах. Сначала в комнату к дедушке можно было пройти через двери, и вход был один. Потом эти двери заложили кирпичами, и входов в дом стало два. Дедушка ходил к себе через одни двери, а бабушка с мамой – через другие. Как потом понял Никита, бабушка с дедушкой решили развестись. Или, как сказала мама, «сдурели на старости лет». В дедушкиной половине жил еще и дядя Никиты по имени Валентин, а с бабушкой еще жила мама. До того, как второй раз вышла замуж. Но это было потом.
Впрочем, мама редко появлялась в жизни Никиты, поскольку работала, а вечером училась в университете. Так что он и не помнил особо, что она делала. Помнил только, что одно время у них жили две тети, которые играли на баяне или аккордеоне – короче, на гармошке. В музыкальных инструментах мальчик тогда разбирался слабо. И когда потом мама все-таки заставила его ходить в музыкальную школу и учиться играть на баяне, он возненавидел этот баян сразу же и на всю жизнь. И при первой же возможности школу эту бросил. Но это было через несколько лет, а пока Никита ходил к веселым теткам и слушал, как лихо они играют на своих гармошках.
Когда дедушка с бабушкой развелись, бабушка перестала быть Беловой и снова стала Морозовой. Дом, или как говорила бабушка, хату они с дедом между собой разделили на две половинки, а вот двор – нет. И дедушка частенько вылезал в окно на свою половину двора, поскольку дверь из хаты у него выходила не во двор, а на улицу. И чтобы попасть в сад, дедушке надо было обходить вокруг весь дом. Вот он и лазил в окно, как нашкодивший пацан. Ну, и Никита повадился лазать к нему в гости.
Через окно, конечно.
Дед очень часто говорил слова, которых маленький Никита не мог понять. Например, видя на экране телевизора заставку к программе «Интервидение» в виде герба СССР и московского Кремля, он произносил фразу «Серп и молот – смерть и голод». Что означали эти слова, мальчик не знал. И даже не представлял, что, оказывается, эти слова были антисоветской пропагандой, за которую могли посадить в тюрьму.
Впрочем, как потом узнал Никита, дедушка в тюрьме таки сидел. Ему об этом рассказала бабушка. Оказывается, дед ударил топором соседа, когда они дрались за двор. Сосед хотел себе забрать часть территории двора семьи Беловых. Потом оказалось, что соседи подрались напрасно – через 10 лет государство забрало у дедушки с бабушкой эту часть их двора, потому что на генплане было что-то там неправильно начерчено. А еще через пятнадцать лет уже сам Никита будет мучиться с этим генпланом. И даже попытается судиться с государством. Тогда он еще не знал, что попытки тягаться с государством всегда заведомо будут провальными…
Бабушка Никиты, Мария Ермолаевна Морозова, к советской власти тоже особой любви не питала. И когда внук, впоследствии ставший пионером, пытался ей доказать, что советское государство – самое справедливое в мире, она тяжко вздыхала и говорила одну и ту же фразу: «Паны булы, паны и залышылыся». И дальше шла, как она говорила, «поратыся по господарству». Она сажала цветы и потом их продавала на рынке, а также покупала сырые семечки, жарила их на сковородке и тоже продавала. Большой стакан жареных семечек подсолнуха стоил двадцать копеек, а маленький – десять. Тыквенные семечки стоили дороже, но их сложнее было выковыривать из тыквы, потом сушить и потом только жарить. Так что Мария Ермолаевна продавала только семечки подсолнуха. Ну, еще летом торговала яблоками сорта «белый налив» и грушами сорта «лимонка», которые росли в саду. Потому что жить на пенсию было тяжело, а содержать внука – тем более тяжело. Растущий организм постоянно требовал продукты питания. А их надо было покупать. Колбаса на огороде почему-то не росла…