Как мы в первое время ненавидели этих жирных кабанов! Попробуй тут стерпеть, чтобы не пхнуть их ногой, если ты голодный, а они у тебя на глазах пожирают суп с кашей, вылитый Домной на дворе в корыто, а потом, довольно похрюкивая, расхаживают оба по двору, словно действительно какие-то важные немцы!
А ведь привыкли, смирились и даже, чтобы задобрить кухарку, стали помогать ей откармливать этих «немцев» - после обеда сами носили им свой суп с кашей в помойном ведре.
Как это ни странно, но труднее всего было привыкнуть к городской воде.
Деревня не баловала нас ни хлебом, ни кашей, зато вдосталь давала похлебать студеной родниковой водички. В воде мы научились понимать толк, брали воду не из каждого родничка, а только из того, в котором вода была особенно вкусной.
В Пудоже воду возили нам пожарники с реки; стояла она у нас на кухне в грязной бочке.
Я пил и плевался, а Потапов только глядел на меня и морщился.
Он долго таскал меня с собой по дворам в поисках колодца с вкусной водой, и мы с ним из всех колодцев в городе перепробовали воду, пока наконец не убедились, что такой воды, какую мы пили у себя в деревне, в городе не найдешь.
Бабы у колодцев сердились, что мы хаем их воду, говорили:
«Чего врете, баловники?»
«Вода, может, и ничего, а настоящего вкуса в ней нет», - говорил Потапов и объяснял пудожским бабам, какой должен быть вкус у воды.
Искали мы и родники в лесу, в оврагах, но поблизости от Пудожа родников не оказалось.
Однажды, вернувшись из лесу после долгих поисков родника, мы увидели пожарного, въезжавшего с бочкой в наш двор. Нам очень хотелось пить, и, когда пожарный вытащил из бочки пробку, мы, оттолкнув Домну с ведрами, жадно прильнули ртами к холодной струе воды, полившейся из бочки. Домна едва отогнала нас - такой вкусной показалась нам после долгих и бесполезных странствий по лесу мутная речная вода.
С тех пор каждый раз, когда пожарный въезжал с бочкой к нам во двор, мы выбегали его встречать и торопились, прежде чем Домна подставит под бочку ведра, подставить свои рты.
Пожарные уже знали, что мы большие любители свежей водички, и разрешали нам самим вытаскивать из бочки пробку.
ПАРАД В ПУДОЖЕ
В воскресенье к завтраку, кроме куска ржаного хлеба, мы получали по копеечному калачу. А после завтрака, как только с другого конца города доносился удар соборного колокола, нас строили во дворе и вели под командой к обедне.
В соборе у нас постоянное место - позади клироса. Мы уже выстроились тут, а в храме еще пусто: две - три старушки стоят по углам - как привидения, во всем черном. На клиросе псаломщик бормочет себе под нос: «Млуй… млуй… млуй».
Этот «млуй» быстро нагоняет на нас зевоту.
Но вот на колокольне раздается бойкий перезвон, и мы начинаем оглядываться.
Где еще, как не в соборе, во время обедни, можно увидеть все начальство и всех знаменитых богачей Пудожа!
Самый знаменитый из пудожских богачей - соборный староста. Он приходит в собор под перезвон колоколов и становится торговать свечами.
В соборе еще мало людей, и никто не мешает нам с Потаповым пялить глаза на этого толстяка с круглым, как тарелка, лицом, которому принадлежит самый большой в городе двухэтажный каменный дом со множеством окон.
Хочется поглядеть поближе, как этот знаменитый богач, мильонщик, хозяин самого большого дома в городе, торгует церковными свечами. Но приходит наш молодой, красивый учитель. Сергей Иванович и, как всегда, встает позади нас, чтобы наблюдать за порядком.
- Не крутитесь! Не заставляйте, пожалуйста, меня нервничать, очень прошу вас! - тихо говорит он, наклоняясь к нам.
Сергей Иванович очень вежлив с нами, но во время обедни он нервничает - боится, что из-за нас получит замечание от отца Владимира. Мы стараемся не крутиться и глядим на чернявого агронома, который прошел уже мимо нас на клирос. Всем известно, что он ходит петь на клирос, чтобы излечиться от заикания. Вот мы и глядим на него. Интересно, помогает ли ему церковное пение от заикания?
Мало ли чего придет в голову деревенскому парнишке во время обедни в городском соборе, если на виду у него стоят самые важные в городе люди!
Нас с Потаповым первое время очень занимал вопрос, кто кого важнее и кто в Пудоже самый важный. Вопрос этот обычно решался во время обедни, в праздничные дни, когда начальство было в парадных мундирах и при всех своих регалиях.
Считалось, что самый главный человек в городе - исправник. Высокий и прямой, как столб, в голубой шинели, при шашке, он вставал впереди всех, прямо против царских врат, и будто бы ждал, что они сейчас распахнутся перед ним.