Как и Вереск, она уже знала то впечатление, когда братство закрывается от неё — например, чтобы она не вмешивалась в горячие ситуации. Вереск выразился близко к тому, что она ощущала в этот миг: блокируемая, она будто попадала в тесную, абсолютно закрытую комнату. Сейчас Селена прошептала только имя: “Коннор…” и прислушалась.
Как будто вызвала не мальчишку-некроманта, а произнесла имя, стоя на краю обрыва — в совершенную пустоту, мгновенно поглотившую имя старшего сына. Но ведь она недавно чувствовала братство!.. Селена открыла глаза. Пустота там, где она всегда слышала живое дыхание закрытого или открытого Коннора, напугала. Она получила странное впечатление, что может упасть в эту медленно, но упорно, расширяющуюся вокруг неё, пустоту сама. И раствориться в ней, рассыпавшись на атомы.
… Опомнившись, прикусила губу. Глупости. Поэтому и использовала образное выражение своего мира — рассыпаться на атомы. “Но час назад я их всех слышала!”
Подняла глаза на терпеливо выжидавшего Вереска и, стараясь, чтобы голос не дрожал от испытанного страха, предложила:
— Давай подождём ещё немного. В конце концов, они часто экспериментируют с магическими приёмами. А вдруг им сейчас просто мешать нельзя, пока они проводят опыт? Обычно они прибегают от дома Агаты за час до ночного сна. Вот и посмотрим, что они скажут в своё оправдание — вернувшись.
Она даже улыбнуться сумела, показывая, что последние слова — шутка.
Но Вереск принял всё на полном серьёзе и вышел из столовой, чтобы присоединиться к ребятам в гостиной — хотя бы в качестве наблюдателя.
А Селена посидела ещё немного, успокаивая смятенное дыхание, а потом вышла к детям с той же лёгкой улыбкой. Одним взглядом оценила усилия старших, которые привычно организовали малышню на вечерние игры. Напомнила Вильме, что неплохо бы всем: и старшим, и младшим — погулять и поиграть на улице. Вечер хоть и прохладный, но солнечный и сухой. Есть два-три часа. А назавтра домашние обещали дождь.
А когда народ Тёплой Норы с радостными криками-воплями помчался на детскую площадку и в сад, схватив за рукав Хаука, хозяйка Тёплой Норы попросила:
— Не мог бы ты передать Колру, что я и Джарри ждём его на веранде?
— Я сейчас! — пообещал маг огня и рванул на улицу.
— На веранде? — переспросил Джарри, оказывается стоявший за спиной.
Селена обернулась и обнаружила, что на неё вопросительно смотрит и старик Бернар. Он всегда оставался на пару часов после ужина, чтобы ребята-маги могли спросить у него то, что не поняли на уроках… Сейчас его присутствие — на руку.
Селена открыла рот объяснить, но неясное чувство заставило её взглянуть на дверь в гостиную. На пороге стоял Хаук. Он сообщил, что чёрный дракон уже сидит на веранде, то есть в гостевом кабинете. И не один, а с Трисмегистом. Селена пригласила семейного и Бернара в кабинет. Едва они расселись, она нервно покусала губы.
— Может, я начинаю слишком рано паниковать, но… мне кажется, у нас проблема.
Глава вторая
Усыпить его нельзя. Ни магически, ни подсыпав чего-либо в питьё или в еду.
Но можно подло ударить сзади по голове… Исподтишка. Сильно. Выстрелив, например, из лука. Или из арбалета… Тупая боль в затылке подсказала.
… Чтобы добраться до самого большого ножа, надо всего лишь опустить руку к ремню. Его неприметная пряжка, придуманная Микой, поддавалась примитивным манипуляциям пальцев, в несколько едва слышных щелчков превращаясь в достаточно длинное лезвие. С последним щелчком нож закреплял свою форму, обретая даже рукоять, тонкую, но ребристую, а потому удобную.
Вздрагивая от холодного сильного ливня, бьющего по полуголому телу (ему оставили лишь штаны), Коннор попытался просчитать пространство вокруг себя. Итак… Он лежал на цельном, грубо обтёсанном камне. Кисть левой руки просунута в ржавый наручник, буквально влитой в этот камень. Грязная и вонючая от старости и гнили тряпка — на глазах. Когда мальчишка начал приходить в себя, он “расслышал” в том же пространстве, как от камня, к которому его приковали, шепча плохо различимые, направленные на него слова, пятились двое или трое.
Несколько минут назад он инстинктивно потянулся свободной рукой к тряпке на глазах. Рука, только было напрягшаяся, упала. Нет — свалилась без сил. Изумлённый, Коннор понял, что она порезана — и глубоко. Боли не чувствовал. Заставили что-то выпить? Смазали порезы обезболивающим?