— Все исчезают, — жалуется она, — Эдмунд пропадает когда ему вздумается, Шарлотта приходит домой, только чтобы поесть и поспать, Николас в последний раз крикнул «стерва» и ушел без намека на «спасибо». Это больше не дом. Неужели никто не замечает, что все рушится?
— Но я же здесь, — мягко начинает Даниель.
Рут устало смотрит на него.
— Да, та здесь, — бормочет она и отворачивается.
Как бы она ни зажмуривала глаза, слезы все текут.
— Прости, — шепчет она, — ничего не могу поделать.
Рут пытается отодвинуться, словно говоря: «Нет, Даниель, это не поможет», и все же она, кажется, немного расслабляется, когда он прикасается к ней. Он берет ее голову своими маленькими руками и держит ее так, пока Рут плачет, и она больше не сопротивляется.
Он крепко держит ее голову своими руками, чтобы она не видела, что он тоже плачет — своими раскосыми глазами.
Когда Рут было шесть лет, она ходила в детскую школу при церкви. Целый год она сидела там по утрам и нанизывала искусственные жемчужинки на нить. Она сделала множество ожерелий. Однажды она нанизала самое красивое. Нанизывая бусины, она поняла, что никогда в жизни не сделает больше ничего прекраснее этого ожерелья.
Она, естественно, должна была подарить его маме.
Была зима, и по дороге домой она спрятала завернутое ожерелье в сугроб на обочине. Чтобы было еще интереснее, она даже нарисовала карту с маршрутом, по которому мама должна была следовать.
Но когда они пришли к точке Икс, где было спрятано сокровище, оказалось, что там уже побывала снегоуборочная машина. Где-то под снегом лежало самое красивое в мире ожерелье из искусственных жемчужин.
Рут пришла туда весной, когда растаял снег, но ожерелья не было. Она ходила туда-сюда по канаве и искала сверток. На нем было красным написано «Маме».
Сразу после этого Рут пришлось стать взрослой и заботиться о Ракель. Она никогда никому не рассказывала об ожерелье из искусственных жемчужин.
Вернер был мантрой Ракель. Она хваталась за него, падая. Он был движущей силой в ее жизни — тем, что заставляло ее вставать по утрам. Без него она двигалась медленнее и неохотнее. Проходит много дней, прежде чем она решается открыть коробки и посмотреть, что последовало за ней из разрушенного дома.
Она перебирает пожелтевшие газетные вырезки, старые фотографии, расставляет пепельницы, которые следовали за ней с тех самых пор, когда она стала взрослой. Все те же пепельницы. Мамина кукла, фотография отца на лыжах, коробка сигарет, табличка «В экстренном случае разбейте стекло», пара детских башмачков — она даже не уверена, что это ее.
Ракель смотрит на свои вещи и вдруг чувствует страшную усталость. Ей нужно лечь в постель и отдохнуть.
Когда она просыпается, все на месте, а у нее болит голова. Что это за осколки она хранит?
В квартире незнакомого человека, в незнакомом пригороде эти осколки — единственное доказательство того, что Ракель — это все еще Ракель. Если бы Вернер, по-прежнему был ее мантрой, Ракель ни за что не переехала бы в эту крысиную нору.
Теперь самое трудное позади, думает она. Я бросила Вернера, мне есть где жить, завтра я отправлюсь на биржу труда и найду место учителя, а может, послезавтра. Я начну здесь все приводить в порядок, мне нужно наладить быт, тогда дни пойдут быстрее, наверное, надо еще поспать.
Ракель снова ложится, ей хочется забыться сном.
Нет, думает она, не забыться. Начать сначала, справиться со всем этим. Это возможно, это должно быть возможным. Это не просто, но возможно.
И все-таки она не в состоянии бороться с усталостью и снова засыпает против своей воли.
Ракель снится, что снова лето и она идет по Луне. Медленными неуклюжими шажками — из-за неудобного скафандра, — и, когда она возвращается, оказывается, что все уже улетели на ракете, и она заблудилась в космосе.
Другие космонавты показывают на нее пальцем и пожирают ее космическую еду, и у нее кончается кислород, и все становится черным-черно — как космос.
Когда Ракель была маленькой, у нее было две мечты о будущем — когда она станет взрослой. Первое — она будет лежать в постели и смотреть собственный телевизор. Второе — у нее будет собственный домашний бар.
На днях, когда она полулежала в постели и смотрела фильм Вуди Аллена — видеомагнитофон она взяла напрокат — с бокалом ирландского виски в руке, она вспомнила свою мечту и тут же почувствовала глубокое удовлетворение. Теперь, шестьдесят часов спустя, Ракель составила список самых ненавистных ей вещей.