Рано утром Соня, как всегда, понесла молоко Бартонам. Опять в ясном воздухе гудели далекие гудки паровозов, вызывая неясное волнение души. Где-то за заборами цвели липы и сладкий запах мешался со свежестью утра. Дворники подметали улицу, тонкая пыль невысоко взлетала над булыжной мостовой, блестели под солнцем рельсы…
Соня бережно несла свой бидончик, смотрела кругом, прислушивалась к гудкам и радовалась летнему голубому утру. Но вспомнила вчерашнее: о том, что ушла Кузьминишна, о том, что подруги неизвестно почему не стали с ней водиться, о том, что не хорошо и не просто стало у них во дворе — и радость ее погасла. Столько чего-то нехорошего начинает примешиваться в ее ясную, беззаботную жизнь. И Соня не могла понять, почему это, откуда. Почему плохо стало у них Кузьминишне? Почему такие не простые и не добрые сестры Семеновы? Почему она, Соня, должна выполнять все их просьбы и капризы, почему они командуют во дворе? Потому что они богатые, потому что они мещане, потому что у них отец подрядчик, а у Сони отец и мама мужики?.. И, значит, так теперь будет всегда?
Жизнь вдруг показалась мрачной. Дни впереди грозили еще многими неожиданными неприятностями и постоянной обидой отвергнутого человека.
И снова вспомнилась Соне девочка Зоя с подтягинского двора, которую они прогнали за то, что у нее был дырявый платок и худые тапочки, вспомнилось, как торопливо и молча уходила она от них, не оглядываясь, понурив голову и крепко прижимая к себе свою большую куклу… А теперь вот так же остается одна и Соня.
Соня приближалась к дому, где жили Бартоны, и не знала, какая нечаянная, какая горячая радость ждет ее здесь. Как всегда, поднялась по лестнице, передала в полуоткрытую дверь бидончик с молоком и осталась ждать на прохладной каменной площадке. Вдруг бабушка Бартон открыла дверь и вместе с пустым бидончиком дала ей куклу — новенькую, румяную, с черными кудрями красавицу куколку!
— Это тебе, Соня, за то, что молоко носишь!
— Спасибо, — еле пролепетала Соня.
Дверь закрылась. Соня, не помня себя от счастья, машинально спустилась на несколько ступенек, но тут же села на каменную лестницу, поставив рядом бидончик. Ей необходимо было рассмотреть куколку, рассмотреть ее всю и поверить в то, что она действительно существует и что она действительно подарена ей.
Куколка была очень хороша. Она глядела на Соню добрыми карими глазками и улыбалась ей маленьким алым ртом, показывая крошечные блестящие зубки. Она была в батистовом розовом платье, которое можно снимать и надевать, в белых носочках и белых башмачках. Диво что за куколка была у Сони!
Радость была такая, что улица показалась праздничной. И если девчонки не станут водиться с Соней и принимать в игры, то ей теперь есть с кем играть и разговаривать!
Дорогой Соне пришла веселая мысль. А что, если сейчас она прямо с этой куколкой подойдет под окно той подтягинской девочки Зои и позовет ее играть?
«Зоя! — крикнет она ей. — Приходи ко мне! У меня теперь тоже есть кукла!»
И покажет ей свою красивую куколку. Да, так и надо сделать. Зоя откроет окно, и они помирятся. А потом Соня встретит ее у ворот и они пойдут играть в верхние сени.
Вдвоем они не заплачут!
Прижимая к груди свою куколку и размахивая бидончиком, Соня вошла во двор. Сейчас отнесет бидончик… Нет, даже не будет относить, а побежит прямо к Зое!
Соня подбежала под окно, позвала Зою. Но что-то это небольшое, слегка покосившееся окошко было слишком плотно закрыто и пестрая занавеска задернута. Никого дома нет, что ли?
Соня покричала еще — а может, Зоя спит?
Тут занавеска отодвинулась, окно приоткрылось. Выглянула худощавая женщина с бледным, измученным лицом:
— Тебе чего, девочка?
— Я Зою зову… Играть.
— Зоя больная лежит… — Женщина печально покачала головой. — Вряд ли ей когда придется поиграть с тобой…
Лицо ее вдруг задрожало, и она поспешно задернула занавеску.
Соня медленно направилась домой. Она еще нежней прижалась щекой к своей куколке — теперь это ее единственная подружка, которая будет всегда с ней.
На другой день Соня, полная горячей благодарности, понесла молоко Бартонам. Но, когда она постучала, открыла какая-то незнакомая женщина и сказала, что Бартоны уехали.
Мама, встревоженная, побежала узнать: как же так? Как же они могли так уехать — ведь они должны ей целых восемь рублей! Но уехали — и все. Целую весну носили им молоко даром — откупились Сониной куколкой.
Маме в последнее время нездоровилось. Как будто ничего не болело, но силы у нее падали. Она еле додаивала коров, еле домывала бидоны. Часто ложилась полежать, потому что не было мочи.