Когда мы пришли на Голицу, где таинственно шептались колосья, отец вздохнул так глубоко, словно хотел вобрать в себя все это раздолье созревших хлебов.
Я толкнула братика в спину: давай, мол, послушаем, что говорят колосья. Но мы так ничего и не поняли.
Мы услышали только громкий голос отца:
— Овес уродился на славу. Голица точно создана для него, а Брезовец для ржи и ячменя. Только вот для пшеницы нет еще места. Попробуем-ка посеять украинскую. Какая на Украине пшеница, чисто море разливанное, когда колышутся колосья!
Он посмотрел поверх косовища на окрестные склоны и сказал:
— Море… Чистое море…
Мама сложила наши узелки и расстелила холстину на меже под кустами орешника. Мы все расположились на ней, кроме Бетки.
Я сорвала несколько цветиков и стала плести венок. Людка все запугивала братика, что трава осока острая как нож, и если по ней неосторожно пройти, то она может отрезать даже палец.
— Вот и враки, — заявила я, чтобы Юрко не боялся. Людка в последнее время любила все преувеличивать.
— А мне хоть верь, хоть не верь! — Она презрительно дернула плечом. — Ты даже не веришь, что на Голице жил отшельник.
Людка повернулась ко мне спиной и начала рассказывать Юрко сказку, которую мы уже знали.
А было это вот как. Однажды забрел издалека в наши края путник. Построил себе на Голице хибарку из орешника и коры лиственниц и стал тут жить. Он не обижал ни зверя, ни человека, собирал лечебные травы и исцелял хворых. Питался овсом, который сам сеял и косил на узком поле меж густым кустарником. А когда он умер, люди выкорчевали кустарник и стали сеять овес. Место назвали Голицей — без кустов оно совсем оголилось. Нигде в округе не родился такой прекрасный буйный овес, как в этих краях. И говорили, случилось так потому, что тут ходил человек, который делал в жизни только добро и никогда никого не обидел.
— Что на Голице жил добрый человек, я верю, об этом даже тетка Гелена рассказывала. — Я продолжаю спорить с сестрой: — А что на горе у нашего дедушки пчелы вытащили из земли липу вместе с корнями, этому уж, конечно, не верю.
— А вот и вытащили, — настаивает на своем Людка. — Я сама это видела: пчелы сели на липу, каждая ухватилась за свой цветок, и все разом взлетели. Корни затрещали, земля подалась, и делу конец. Липу пчелы посадили перед пасекой: чтобы было близко летать за пыльцой.
— А липа же стоит на холме, ты врушка-болтушка, — ясно, что и братик не верит.
— Это новая липа, — упрямится Людка, — новую посадили, но теперь уже корни заложили камнями, чтобы пчелы не унесли и ее. Поэтому у дедушки наверху такие огромные камни.
— Ты все нам врешь, я не верю тебе, — говорю я решительно, — выдумываешь всякие небылицы.
— Это вовсе не небылицы, а сказка, — не соглашается со мной сестра и, чтобы нам стало завидно — ведь мы так любим сказки, — добавляет: — Я почти каждый день придумываю новую. Понятно!
И вдруг что-то поражает меня, словно удар молнии. Сказки придумывает! Значит, Валилес никогда не ходил по этим местам. Батрак в постолах и холщовой рубахе никогда не отплясывал одземка перед царем. Сказку может придумать кто хочет. Я сержусь на Людку и вместе с тем чувствую, что и в меня невольно закрадывается желание придумать сказку. Только о чем? Ведь я никогда не пробовала, даже не имею понятия, как это делается. Но с этой минуты в меня вселяется странное беспокойство.
— Я расскажу вам о траве-осоке, — снова начинает Людка.
Братик собирается слушать. И я тоже, хочешь не хочешь.
— Осока — это заколдованные мечи короля Моцнара[31], замок которого стоял на Остром бугре. Однажды…
Отцовская коса свистит где-то неподалеку. Мы вскакиваем и видим, что отец сердито посматривает в нашу сторону. Должно быть, что-то неладно. Я опрометью бегу впереди всех к овсяному полю.
— Нечего им рассиживаться, — громко говорит отец маме, как бы укоряя ее, — могли бы хоть чертополох из овса выбирать.
— Пускай отдохнут малость. Ведь четыре года надсаживались, ровно скотинка. Пускай хоть почувствуют, что отец вернулся, — пытается защитить нас мама.
Отец улыбнулся, но тут же посерьезнел. И сказал хоть и мягко, но как-то по-военному отрывисто:
— Пускай отдохнут, разве я против! Только нам надо из нужды выбиваться. Земли бы со временем прикупить.
Об этом мечтала и мама. Но ей хотелось, чтобы любой наш труд не только приносил пользу, но и радовал нас.
Она весело кивнула нам: