Она вырвала у Ливорихи мешки, бросила их на повозку и велела Матько трогаться в путь.
Даже внизу под горой мы все еще слышали, как тетка Ливориха, бранясь во все горло, тащилась к деревне.
Мы перестали собирать шишки в их лесу и перебрались через Ущелье в лес дедушки с бабушкой. С опаской возили мы мешки, набитые шишками, по тем самым кручам, где мама чуть было не погибла.
Вслед за осенними дождями пошел снег. Мама говорила, что это на белом коне прискакал Мартин[10]. Все лужи на нашем дворе покрылись ледяной коркой, и постепенно ручьи обмерзали у берегов. Ветки оделись изморозью, хмурое небо низко повисло над грядами гор.
Бетка и Людка теперь каждый день ходили в школу. Дядя Данё сшил им из старых отцовских капцев маленькие, по ноге. Мы с братом донашивали то, что осталось от сестер с прошлого года. Но были и такие дети в нашей деревне, что бегали всю зиму в школу босые. Подошвы ног стыли у них до синевы. Они никогда не ходили шагом, а всегда бегали, чтобы ноги не примерзали к дороге.
Нас, маленьких, мама тоже отправляла в школу, когда у нее было много работы или приходилось надолго уходить из дому. Братик частенько засыпал, сидя за партой. Бывало, склонит голову мне на руку, рука одеревенеет, а я и шелохнуться боюсь, как бы не разбудить его.
Только однажды я все же не выдержала.
Учительница достала из шкафа латунный шар, который был полон для меня всяких чудес. Шар висел на цепочке с ручкой, а на другом конце ручки был прикреплен круг. Учительница объясняла детям, что шар легко может пройти через этот круг. И мы видели, как он действительно прошел через круг. Потом она отворила дверцу печи и подержала шар над огнем. От тепла он так расширился, что уже не пролезал в круг. Мне это показалось очень занятным, я даже подтолкнула брата, чтобы и он поглядел.
Дома захотелось нам повторить этот опыт. Мы обыскались, но ничего подходящего так и не нашли. В сарае валялись только обручи от бочек, а под самым потолком висел безмен с гирей, как большое яблоко. Мы долго глядели на гирю, да ведь как к ней дотянешься? И это уж особенно было обидно, когда мы наконец подыскали нужный кружок на плите в кухне. С мамой поделиться мы не отважились, и опыт дома повторить не удалось.
С еще большей охотой стала я ходить вместе со старшими сестрами в школу. Они уныло сидели за партами, измученные работой. Им не хватало ночи, чтоб отдохнуть. А мы с братом так и шныряли глазами по классу. Нас все занимало.
Учительница была молодая, красивая. О такой только в сказках говорится. Ходили слухи, что к ней сватались даже многие из ученых людей. Для нее были открыты двери всех за́мков в округе, и дружила она с господами. Но наших деревенских она выручала хотя бы тем, что на день-другой освобождала детей от занятий, когда нужно было помочь одиноким матерям по хозяйству. И наша мама тоже была ей благодарна: в страду она часто отпускала Бетку и Людку домой. Я радовалась, что через год она и меня будет учить. Бывало, как увижу ее на улице, уже издали здороваюсь с ней. А она иной раз подойдет, потеребит меня за подбородок и, улыбнувшись, скажет ласковое слово.
Мне так хорошо было возле нее, что я готова была отдать половину моего детского царства, лишь бы каждый день сидеть за партой. Я столько думала о школе и о нашей учительнице, что однажды, увидев огромные голубые колокольчики, тут же сорвала их все до единого и побежала к ней. Я просто задыхалась от радости, представляя себе, как она будет мне за них благодарна, как у нее загорятся глаза, как она приласкает меня и усадит за парту. Но я, верно, сделала что-то плохое — она резко взяла у меня из рук колокольчики, положила на стол и на уроках так и не притронулась к ним. А когда мы пошли домой, спросила, где я нарвала эти цветы. Оказалось, в ее саду. Мучило меня это долго, мне все как-то хотелось загладить вину. Помню, целыми днями ломала я голову, как это сделать. Но ничего путного так и не придумала.
И всякий раз, когда потом маме приходилось посылать нас с братом в школу, я садилась за парту, испытывая угрызения совести.
Как-то раз учительница спрашивала по истории. На столе перед ней лежал учебник, и она следила по нему, точно ли отвечают ученики или что пропускают. Преподавание в словацких школах тогда велось на венгерском языке. Из наших деревенских ребят ни один не знал этот чужой язык. Все, что было написано в школьных учебниках, они не понимали и выучивали наизусть целыми страницами, не зная, о чем там говорится.