Однако до тертулии она не дошла. Возле порта ее взгляд невольно обратился к неистово мигающему табло прибытия – невозможно большому для такого захолустья.
На табло то вспыхивала, то гасла надпись.
«Пресветлая весталка, прошу Вас, не медля ни минуты, прибыть на борт. Фрегат находится к востоку от селения, за похожей на срезанный сверху цилиндр сопкой, которую Вы могли видеть с борта пинасы. Волей Творца Ваш капитан Язон Кронид.»
Едва выйдя за околицу, Эйден чуть не согнулась пополам от боли. Корабль был здесь, и, как всякая весталка, Эйден чувствовала его состояние. Если бы на ее месте оказалась жрица Эвклида, ее бы пронзила мигрень; жрица Ньютона, возможно, закричала бы от боли в руках и ногах; а жрицу Менделеева просто вырвало бы. Корабль был болен… ранен… корабль был поврежден.
– Причем серьезно, – заметила Эйден сквозь сцепленные зубы, не обращая внимания на то, что говорит вслух, – люди с таким не живут.
Теперь она знала, куда идти, и вскоре набрела на просеку, явно проделанную упавшим кораблем. Некогда гордый красавец лежал на боку, весь в лоскутьях обшивки, с торчащими из боков сплющенными балками, свисающими отовсюду канатами и шлангами. Корабль мог показаться мертвым. Но он был жив, и на борту был капитан.
– Приветствую тебя, пресветлая! Прости, что не могу тебя встретить. Меня зовут Язон Кронид. А эта руина – Народный Тяжелый Фрегат «Приговор Судьбы».
Глава 1.3: Экипаж
Какая тоска не знать куда пойти.
Мы пойдем туда, где разрывается ткань
В одну тюрьму из другой тюрьмы
Нас разбудили в такую кромешную рань.
Мне страшнее Рамбо из Тамбова,
Чем Рамбо из Айовы.
Кто знает, я возможно не прав,
Но здесь тоже знают, как убивают,
И также нелегок здесь нрав
Наутилус Помпилиус «Рвать ткань»
Когда их компания заходила в какой-нибудь кабак, у барменов непременно возникал один и тот же вопрос – какого лешего они позволяют явно несовершеннолетнему пареньку хлестать алкоголь наравне со взрослыми. И лишь принеся выпивку, понимали – перед ними вовсе не подросток, а молодая женщина, коротко постриженная, с закатанными рукавами, одетая в изобилующий карманами комбинезон из похожей на дерюгу фабричной ткани «Джинс» и тяжелые боты с высоким берцем. Несмотря на такую небрежность, девушка была весьма привлекательна, но, чтобы это понять, надо было обратить на нее внимание.
Ее спутники такого ажиотажа не вызывали, хоть и были по-своему примечательны. Например, стриженый налысо огромный мужчина с огненно-рыжей бородой был, как нетрудно догадаться, поединщиком; звали его Еврисфей Павел.
С остальными двумя было сложнее. Первый, высокий и холеный, похожий на мальчика-мажора, сына какого-нибудь номарха из Ареопага, на самом деле был расчетчиком; некогда его посвятили в весталы, но на третьем году после инициации он согрешил с какой-то из дарительниц храма и имел несчастие попасться. Его приговорили к Тейглинской скале, но, конечно же, не сбросили – шла очередная война и его – для пробы – забрал себе капитан Менелай Далила, командир фрегата «Безмолвие», прозванный Жалостливым. На борту его фрегата никогда не было ни одного вестала или весталки, за исключением, конечно, авгура.
Юношу-расчетчика звали Полифем, фамилии же у него, как и у других весталов, не было. Он всеми силами стремился доказать, что выбор капитана разумен. Конечно, он не стал лучшим во флоте учетчиком, но всегда добросовестно справлялся со своими обязанностями. В свободное от полетов время Полифем отдавался игре в листы; его щеголеватый вид и скучающее выражение лица не вызывали подозрений; но, как любой расчетчик, он прекрасно мог просчитать расклад и неизменно уходил из-за стола с полными карманами.
Зато на расчетчика был похож третий мужчина, Дит Жарзен. Он не был ни титаном, ни атлантом, а происходил из одного из маленьких народов серединных миров. Дит был невысоким, плосколицым и смуглым, он носил очки с защитными полями и бородку клинышком и был канониром «Безмолвия». При том в компанию он влился последним – раньше он служил на целом линкоре, старом корыте по имени «Грандиозный». Канониром Дит был неплохим, и искренне полюбил «Безмолвие» – ведь здесь у него была собственная башня: торпедомет, пушка и пулемет, причем пушка была даже полумеханизированная! Так что на корабле Далилы Дит считался лучшим канониром. Лучшим из восьми имеющихся.
Четвертой в компании была та самая похожая на подростка девушка – Тристана. За прошедшие пять лет она стала довольно неплохим механиком. Недостаток знаний на первых порах восполнялся неуемным энтузиазмом, и вскоре борт крейсера стал для девушки родным домом, а его механическая часть понятной, как родной язык, и любимой, как добрый друг.
Первым из компании с ней познакомился, конечно же, Полифем. Причем след от этого знакомства долгое время украшал аристократическую физиономию несостоявшегося вестала, хотя Тристане стоило больших усилий ограничиться подбитым глазом, а не, скажем, поломанным носом или выбитыми зубами. Впрочем, парень не обиделся – при первой же возможности он извинился перед сослуживицей, а затем, познакомив с Еврисфеем, пригласил составить им компанию во время первой увольнительной. Так и сложилась эта неразлучная и весьма разношерстная компания.
В тот вечер в тертулии народу было немного, а атмосфера царила невеселая. Но всеобщее уныние не могло сравниться с тем состоянием, в котором пребывала наша четверка. Фрегат «Безмолвие», потрепанный в последних боях с атлантами, был выведен в четвертую категорию резерва…
– Четвертая категория? Что это значит? – спросил Дит.
– Это значит: ремонтировать дорого, выбросить жалко; в крайнем случае, пойдет на запчасти, – жестко ответила Тристана.
…А экипаж, соответственно, превратился в резервистов четвертой категории…
– Минус надбавка за небо, – загибал пальцы Полифем, – минус надбавка за кампанию, минус, само собой, премиальные и призовые…
– Минус ранения, – угрюмо добавил Еврисфей, – минус ДПК (2), минус наградные…
Можно было, конечно, уволиться – но куда идти? Даже Тристане с ее относительно востребованной профессией сложно было бы найти достойную вакансию – что говорить об остальных? Расчетчик – Полифем даже теоретически мог бы устроиться только на достаточно крупное судно, которых в гражданском флоте было не так много, и все, конечно, уже укомплектованы специалистами. А поединщику с канониром на гражданке вообще делать было нечего.
– Да что вы мелете! – возмутилась Тристана. – Не будем мы разделяться! Подтянем пояса, может, в карты поиграем, или пореслингуем…
– Ага. Тертулия просто кишит желающими, – уныло протянул Еврисфей.
В общем, настроение было похоронным.
– Вот ведь правду говорят, – заметил Полифем, – увидеть в тертулии Святую Весталку – к большим проблемам.
– Ты что, весталку здесь видел? – удивился Еврисфей.
– Я ее и сейчас вижу, – фыркнул Полифем, – вон, в дальнем углу, в темной робе.
Еврисфей обернулся.
– Какая ж это весталка? Просто девица какая-то, да еще и атлант, судя по волосам.
– Я тебе говорю – испытанная весталка! – стоял на своем Полифем. – У нее и знак на предплечье есть. Не пойми какой, но есть.
– Весталка, – фыркнула Тристана (как и всякая самоучка, она относилась скептически к «горделивым монашкам» – профессионалам; тем более учитывая друга Полифема, в эту систему не вписавшегося) – подумаешь! Ну, и где это чудо в перьях, покажите мне ее…
– Вон, за столиком, чаёк дудлит, – иронично сказал Полифем, кивком указав на сидевшую в углу тертулии фигурку. С первого же взгляда Тристана поняла: это действительно девушка и действительно весталка. А когда глаза девушек встретились…