— Надо бы нам тоже на минутку к Даше заскочить, — сказал Стасов.
— Вам? — озадаченно глянул на него Сухарков.
— А вдруг она что-то знает.
— Что она может знать?
— А чего вы так волнуетесь, Илья Данилович? — Павлов жестко взял мужчину под руку. — Может, совесть нечиста? Так вы скажите, мы поможем снять груз с души. Чистосердечное признание — это, знаете ли, похлеще исповеди, грехи отпускаются автоматически. На том свете вам ничего не будет…
— Скажите, у вас оружие есть? Охотничье ружье, например? — подхватил Максим.
Следов насилия нет, но, возможно, потерпевшую толкнул в воду страх перед выстрелом в спину.
— Да, есть ружье. Дома, в сейфе, а что?
— Вы знали, что ваша жена не умела плавать?
— Кто не умел плавать, Римма? Да она отлично плавала. Когда-то норматив кандидата в мастера спорта выполняла.
— В теплой одежде много не проплывешь.
— И что?… Хотите сказать, что это я ее плыть заставил?
— Не знаем. Пока не знаем. Будем выяснять. Место, конечно, тихое, людей не видно, но, поверьте, даже на Луне можно найти свидетеля. Если очень хорошо постараться… Так что, если совесть нечиста, добро пожаловать на исповедь.
— Бред какой-то! Какая совесть? Не убивал я Римму! Не мог я ее убить! Потому что люблю! Вы даже не представляете, как я ее люблю.
— А как же Даша?
— Даша!.. Даша моя отдушина! Мне с ней легко и просто… Да и ребенок… — Сухарков осекся, в раздумье приложив пальцы к виску.
— Что ребенок? — поторопил его Стасов.
— Не хотел говорить, но раз уж слово за слово… Даша ждет от меня ребенка.
— Для вас это очень важно?
— Для меня это безумно важно… И вообще…
— Что вообще?
— С Риммой я больше не мог! Двадцать лет она меня душила! Двадцать лет мне не хватало воздуха. Мне не хватало жизни!
— Вы говорили, что ваша жена вас полюбила.
— И пыталась остановить… Я даже уходил от Даши! Но Римме нужен был не я, а мои… А-а! — махнув рукой, простонал Сухарков.
— Вы называли Дашу вашей будущей женой. Вы собирались делить имущество с вашей настоящей женой?
— Нет! В том-то и дело, что нет! Я оставлял ей дом, я оставлял ей все!..
Максим в раздумье качнул головой. Дом у Сухаркова отличный, к тому же свой, а с Дашей предстояло ютиться на съемной квартире. Может, Даша и подговорила его расправиться с женой. Или даже сама это сделала… Максим видел Дашу, девушка с таким ангельским лицом не могла пойти на убийство. Но и увести мужа из семьи не всякая сможет. А Даша смогла. К тому же она ждала ребенка, а материнский инстинкт штука сильная. Стасов кивнул, глянув на Максима, и велел ехать к Авгеевой. Сам он остался в ожидании группы, которая уже находилась в пути. Да и ружье гражданина Сухаркова надо бы осмотреть.
Даша быстро открыла дверь, всполошенно глянула на Максима. Она знала, куда и зачем увезли Сухаркова.
— А где Илья? — спросила она.
— Дает показания.
— Показания?! — захлопала глазами девушка.
— Свидетельские… А вы думали, признательные? — улыбнулся Максим, внимательно глядя на нее.
— Да нет, не думала. — Девушка отвела взгляд.
— А разволновались так, как будто подумали… Я пройду?
— Да, конечно! — обрадовалась Даша поводу сменить тему разговора. Хотя бы на минуту-другую сменить.
На кухне она усадила Павлова за стол, поставила чайник.
— Илья Данилович сказал, что вы работаете в детском саду.
— Да, воспитателем.
— А сегодня разве выходной?
— Сегодня отгул, — смущенно улыбнулась девушка. — Мы в две смены всю прошлую неделю работали, вот, передышку дали.
— А вчера вы работали?
— Вчера работала.
— А позавчера?
— И позавчера.
— А Илья Данилович?
— Илья тоже работал.
— Может, он позавчера с женой как-то общался?
— Как-то, может, и общался. Там все сложно. Для нас очень сложно… А для меня тем более, — немного подумав, добавила Даша.
— С работы он вернулся к вам?
— Да, ко мне.
— В каком состоянии? Может, он был чем-то взволнован?
— Ну, он всегда со мной как на иголках. Переживает, что ко мне ушел.
— Давно он так переживает? Как давно вы познакомились?
— В апреле познакомились, я шла по улице… Сначала просто встречались, потом вот здесь стали жить…
— Римма Дмитриевна пыталась вернуть мужа?
— Да, пыталась. Такой овечкой прикинулась! Он даже ушел… Целый месяц с ней жил… Ну так, иногда приходил… Я думала, уже все, а он пришел, сказал, что больше так продолжаться не может.
— Что не может? Как так?
— Ну не любит его Римма! Не любила! Никогда не любила! И он это терпел. Очень долго терпел. А когда она стала притворяться, что любит, он стерпеть не смог. До тошноты, сказал, это притворство. Уж лучше никак, чем так…