Выбрать главу

Катя сидит, и все слышанное, увиденное и пережитое за день, странно перемешавшись, возникает перед ней. Катя видит себя в ванной комнате. Она слушает, а Г е н а играет на скрипке. Мелодия рассказывает о Катиных мечтах, о том, что все хорошо; далеко стоят снежные горы, и синеет море, по которому плывут корабли, а по пустыням бредут верблюды. Но… раздается стук в дверь, все исчезает, и Гена опускает скрипку.

Катя. Открывать?

Гена. Открывай, конечно.

Катя. А если я не открою? Давай не открывать, играй, и все.

Голос тети Клани (за дверью). Я тебе не открою, я тебе нe открою! Ах ты бессовестная! Что это вы там заперлись! А ну, сейчас открывай!

Катя. Он тут играет. Слышите, как человек замечательно играет!

Гена. Да открывай!

Катя. Так ты играл здорово, просто очень!…

Гена. Да?

Катя. Очень. Как будто я улетела далеко. Я вообще умею летать, ты знаешь?

Гена. Да ну тебя! Открывай!

Голос тети Клани. Открывай, кому сказали!

Катя (открывает дверь). Ну пожалуйста, сейчас же не утро, не вечер, ни умываться не надо, ничего…

В ванную вваливаются тетя Кланя и тетя Люба, Петр Петрович и Яшка с гантелями.

Тетя Кланя (Кате). Ты не учи, ты в сторону давай, о тебе особый разговор. (Гене.) Так, Хена! Ты свое продолжаешь? Тебе говори не говори, а ты, Хена, свое? Матерь из-за него плачет, учителя плачут, а Хена свое!

Яшка. Еще чужих приводит!

Тетя Кланя (Кате). А тебе стыдно! Ишь запираются, да еще «не открою»! Ты что, в своем доме, что ль, распоряжаешься? Это наше дело, когда нам умываться, верно я говорю? Мы можем и вовсе не умываться, а нашу ванную, общественное пользование, занимать не дадим! И ты, Хена, последний раз нам душу пилишь! Мы выше пойдем! И матери твоей, Хена, плохо будет… Если тебе матерь свою не жаль, то…

Петр Петрович. Главное, все им, все условия! Дворцы, понимаешь, не дворцы, школы не школы… Бона какие коридоры отгрохали. Они и знай гоняют как оглашенные.

Яшка. Точно, в спортзал придешь, а там или хор поет, или драмкружок репетирует! И еще дома будут тебе на скрипках играть! И зачем эта скрипка!…

Катя. А ты молчи, тебя не спрашивают, тебе бы только один футбол был на свете.

Яшка. Почему? А хоккей?

Тетя Кланя. Не в этом дело. Пусть играет, раз к другому негодный, мало ли ненормальных! Мой вон Петр Петрович – тот, видишь, рисует! Но он тихо рисует, по общественным местам не запирается.

Петр Петрович. Что ж я, ненормальный, выходит? Ты брось! Я за рисованье-то когда взялся? Как на пенсию вышел!

Тетя Кланя. Я и не говорю ничего, что уж ты! Не скажи вам ничего! Чувствительные какие!

Тетя Люба (ласково). Может быть, и тебе бы так, Гена? Учился бы пока, старался. А там на пенсию выйдешь…

Тетя Кланя. И не надо, зачем! Ты выучись, па ноги стань! Свою квартиру заведи, а там хоть вверх ногами ходи, хоть в пять скрипок играй…

Катя. Ну как вы не понимаете! Ему сейчас надо играть, это же скрипка! Ему каждый день играть надо!

Тетя Кланя. Ему играть, а нам жить надо!

Петр Петрович. И без него нервы кругом, а тут тебе – зы-ы-ы, зы-ы!

Яшка. Попял, рыжий? Давай отсюда, пока цел!

Тетя Кланя. Ступай, Хена. И запомни: в последний раз с тобой говорим. Л то скрипку-то твою вон об угол – хик! И дело с концом!

Тетя Люба. Уж ты бы, правда, сынок, стих бы!

Катя. Тетя Люба, но вы-то, вы, вы же добрая, ну разрешите ему, пусть он у вас играет!

Петр Петрович. У себя-то не играет, ему вот ванную подавай, да и все! Я вот где хошь могу рисовать, мне все едино, хоть в чулане…

Гена. Здесь резонанс…

Тетя Люба. Ишь ты! Это где ж ты его увидел-то?

Катя. Ох, ну что ж делать?…

Появляется Володя, с улыбкой что-то шепчет Кате на ухо.

Правда?… А что, в самом деле! (Всем.) Ну вот что, раз вы так, то я знаете что сделаю? Я в эту ванную вообще никого не пущу!

Тетя Клан я. Это что еще!

Петр Петрович. Это как?

Тетя Люба. Катя, Катя, ты что надумала?

Катя выбегает.

Тетя Клан я. Вот девчонка-то чумовая! Ах, Хена, что ж ты матерь свою не жалеешь!

Голос Кати: «Сюда, сюда, осторожнее!… Тпр-ру!… Вот так». Появляется на пороге и ведет за собой Лошадь.

Катя. Вот сюда, пожалуйста, сюда, вам здесь будет тепло, воды сколько хочешь, моя5ете купаться… Посторонитесь, посторонитесь, у вас теперь лошадь в ванной будет жить.

Лошадь, просунув голову, начинает радостно ржать, брыкаться, пускает душ, все кричат: «Караул! Спасите! Господи! Это что же делается!»

Лошадь, скажите, пожалуйста, а вам ничего, когда рядом на скрипке играют?

Лошадь. На скрипке? Да можно! Гармонь-то, конечно, получше будет; у нас, бывалочка, Колька-кривой как ливенку-то вынесет, как елецкого-то пустит!… О боже мой, что я говорю! Ну конечно, скрипка! Это божественно! У тебя не Страдивари, мальчик? Ах, какой я слышала Страдивари в этом… в этом… как его… (Вздыхает и спит.)

Катя (Гене). Ну видишь.

Лошадь. А где тут холодная, где горячая? А вот это мыло ваше? Можно, я его съем? Очень я мыло люблю. И пасту зубную тоже. Особенно детскую. Очень вкусная паста. (Всем.) Ну, а вы что? Ну-ка!

Тетя Кланя. Ладно, ладно, пусть уж! Пусть играет. Играй, Хена, ладно.

Петр Петрович. И лошадка пущай живет. Я ей овса нарисую. Можно перегородочку поставить: лошадь пускай в ванне плескается, а парнишка тут пилит.

Яшка. И дырочки не затыкай, а то задохнешься еще там.

Петр Петрович. Дырочков-то еще можно навертеть.

Тетя Клан я. Играй, Хена, играй, это дело святое. Я сама по радио песни люблю слушать. Вырастешь – не забывай об нас, мы к тебе всей душой.

Петр Петрович (шутит). Знаменитый будет – небось и руки не подаст. У, пострел!

Тетя Люба. Конечно, пусть играет. Мы потерпим. Раз нужно для искусства. Талант – это большая редкость.

Петр Петрович. Еще бы! Тут бережно надо, без крику.

Тетя Клан я. Кричать вообще нехорошо.

Яшка. Пусть сыграет чего-нибудь.

Все. Сыграй, Гена, сыграй.

Лошадь. «Вот мчится тройка»… То есть что я! Этого… как его? Стравинского, деточка, Стравинского…

Катя. Правда, сыграй, видишь, как все хорошо, какие все добрые…

Гена играет, все с умилением слушают, утирают слезы – идиллия.

Лошадь. Ну что вы грустные такие, что? Все прекрасно, все великолепно, у нас даже в королевской конюшне не было такой замечательной ванны. Анна-Мария, ну ты что?

Катя (как бы выходя из этой сцены снова на улицу). Все это нам спится, лошадь, все это нам снится.

Снова парк, скамья. Катя сидит в т» й же позе. Появляется Собака.

Собака. Девоцка, а девоцка? Ну цто ты сидись? Холодно. Ты меня плости. Я подумал-подумал, мне стыдно стало. Если нузно, позалуйста, я буду Сяриком, хоцещь? Сярик, Сярик…

Катя (передразнивает.) Не нузно тепель! Вовремя надо все делать!

Собака. Ну Анна-Мария, ну зацем ты так? Ну осибся, ну бывает. Просу просцения.

Катя. Тебя как человека просили, а ты как собака какая…

Собака. Ну собака я, собака… Сато я тебе могу мальцика найти.

Катя. Где? Где он? Ты знаешь?

Собака. Идем. (Бежит вперед. Катя за ней.)

Картина тринадцатая

Комната, настольная лампа, разложенные на столе книги. Мать Гены, молодая женщина, говорит по телефону.