— Что ты там делала?
И вдруг в Тане заработал упрямый механизм, который все переворачивает, путает, меняет цвета и говорит «нет», где следует сказать «да». Таня пристально посмотрела в смеющиеся глаза учительницы и, расставляя слова, сказала:
— Что делала?.. Я подожгла дом.
Генриетта Павловна поднялась со стула. Ее глаза перестали смеяться.
— Не болтай глупостей.
— Я серьезно, — спокойно ответила Таня.
Класс замер. Таня стояла и спокойно смотрела на учительницу.
Если ты придешь и скажешь: «Я спас из огня человека», тебе никто не поверит. Ты бросился в горящий дом? Ты, задыхаясь от дыма, шел по темному коридору? Чуть не погиб под рухнувшей балкой, но спас человека? Не рассказывай сказки! Где тебе решиться на такой поступок!
Но если ты заявишь, что поджег дом, тебе поверят. Хотя до этого ты никогда не поджигал домов. Все подожмут губы, отведут глаза, начнут в твоем присутствии разговаривать шепотом. И ты почувствуешь, как между тобой и окружающими тебя людьми образуется некое безвоздушное пространство: тебе поверили.
— Ты отвечаешь за свои слова? — холодно спросила учительница.
— Конечно! — с готовностью отозвалась Таня.
— Но это же преступление!
— Преступление, — согласилась Таня, — ну и что из этого?
Полукруглые брови метались над широко раскрытыми глазами. По лицу пошли красные пятна. Учительница тяжело дышала. А класс молчал, ошеломленный этой новостью.
— Вьюник! — почти закричала учительница. — Может быть, ты поясничаешь?
— Нет. Я действительно подожгла дом. Неужели вы не верите?
Генриетта Павловна поднялась и быстро зашагала к двери.
Таня направилась к своей парте и бросила на нее портфель. Потом она достала зеркальце и стала платком стирать с лица сажу.
В классе все еще удерживалась тишина.
На перемене школа начала гудеть. Шумный беспроволочный телеграф разносил по всем этажам страшную новость: Таня Вьюник подожгла дом.
— Таня?
— Какая Таня?
— Ну, знаете… такая рыжая.
— Зачем она подожгла?
— Из мести.
— И дом сгорел?
— Дотла.
— Ничего подобного, только два этажа сгорели. Успели потушить.
— Она и школу подожжет! Что ей стоит!
— Она всегда поджигает…
Школьный телеграф не просто повторял новость, он увеличивал ее, раздувал, лепил из нее, как из глины, то, что подсказывало воображение.
— Она одна подожгла?
— Нет. Целая банда поджигателей. А она — главная.
— Они, рыжие, все такие.
— Ребята, по-моему, пахнет горелым. Может быть, она уже подожгла школу?
Первоклассники пробирались на третий этаж, чтобы посмотреть на Таню Вьюник. Они с опаской подкрадывались к двери и заглядывали в щель.
Гудели этажи, лестницы, классы. Гудела учительская.
— Что теперь делать?
— Вызвать родителей. Сообщить в милицию.
— Ее надо исключить из школы. Я буду настаивать.
— Да не могла она поджечь! Что вы!
— Я верю своим ушам.
— А вы не верьте!
— Надо вызвать из отпуска директора.
А Таня как ни в чем не бывало сидела на уроках. Она вела себя так, словно разговоры о пожаре ее вовсе не касались. И ее спокойствие подливало масла в огонь.
Один раз Князев повернулся к ней, посмотрел на нее своими прищуренными глазами и сказал:
— Я не верю. Ты все придумала.
Потом кончились уроки, и она пошла к выходу. Ее никто не вызвал, никто не требовал привести родителей. От нее вообще ничего не требовали.
Таня вышла из дверей школы и вдруг почувствовала, что очутилась в чужом городе. Вокруг стояли незнакомые дома, мимо шли незнакомые люди, мчались автобусы по незнакомым маршрутам. Все здесь было чужим и холодным, и Таня, потерянная, заблудившаяся, стояла посреди тротуара и не знала, куда ей идти. Теплое течение застыло, перестало действовать.
Таня оглянулась. Высокое кирпичное здание школы тоже было незнакомым, чужим. Весь город изменил Тане, и даже этот самый знакомый дом утратил всякую теплоту, стал мрачным. Таня повернулась спиной к школе и зашагала прочь. Ею вдруг овладело тупое безразличие ко всем событиям сегодняшнего дня. Они как бы перестали касаться ее, стали чужими.
Таня вышла к реке. Здесь дул холодный ветер, который пробивал старую куртку и лохматил волосы. Таня прислонилась к перилам и стала смотреть в воду. Вода была грязной, по ней, как маленькие зеленые гондолы, плыли арбузные корки.