А на большой глубине возникал вопрос, который она даже мысленно не решалась задать: «Нравлюсь ли я тебе? Или, может быть, тебе нравится Генриетта Павловна?»
Она спрашивала, а он молчал. Даже в Таниных мыслях он оставался неразговорчивым, непонятным, ни на кого не похожим.
Таня устала думать о нем. Ей хотелось увидеть его наяву. И она отправилась в школу.
Перед этим она долго рассматривала себя в зеркало. Красный огонь погас. Волосы приняли свой обычный цвет. Они были рыжими, и никакими больше… Большой рот, длинная шея, на висках золотой пушок…
Если в пятнадцать лет ты недостаточно хороша собой, не падай духом. Выровняешься. Все острые углы округлятся. Яркие краски приглушатся. А большой рот неожиданно придаст лицу известную привлекательность. После пятнадцати лет можно здорово похорошеть.
Чем ближе Таня подходила к школе, тем трудней ей было идти. Словно старое доброе течение ушло на глубину и путь затянуло льдом.
Она прошла мимо дома, где был пожар и где жила Мариша. Окна на втором этаже сверкали новыми стеклами. И только черный след на стене напоминал о пожаре.
Может быть, остановиться? Вскочить на подножку трамвая и уехать к морским львам? Они небось просунули головы между прутьями клетки и смотрят на дверь, ждут свою Таню.
Таня не вскочила на подножку трамвая. Она пришла в школу.
Шли занятия. Таня тихо поднялась на второй этаж. Ей хотелось пройти по коридору шумной независимой походкой. Но она почему-то шла на носочках. Она подошла к своему классу. Остановилась у двери и прислушалась. Оттуда доносился знакомый голос англичанки. Она с таким напряжением произносила слова, словно при этом привставала на носочки.
— Выз-з-з-з, ыз-з-з…
Так Таня дошла до учебной части.
— Пришла? — спросил Михаил Иванович, не поднимая глаз. — Садись.
— Спасибо, — сказала Таня и села на кончик стула.
Он писал, а она сидела и ждала, что будет дальше.
— Так вот, — не глядя на Таню, сказал Михаил Иванович, — с сегодняшнего дня цирк отменяется. Это я тебе говорю.
Ах этот Зубр! Он хочет поднять Таню на рога, но у него ничего не выйдет.
— Чего вы от меня хотите? — Таня встала со стула. — Я работаю. Родители об этом знают. Все уладилось. Все в порядке.
— Нет, не все в порядке. Сядь!
Зубр встал и запихнул руки в карманы.
— Нет, не все в порядке. Когда человек обижен…
— Я не обижена.
— Обижена! А обижать тебя не следовало…
Он замолчал и стал ходить по комнате.
Таня задумалась. Она почему-то вспомнила пожелтевшую, порвавшуюся на сгибах бумагу, на которой был напечатан приказ, где маме за обнаружение вражеского самолета объявлялась благодарность. И она представила, что приказ тогда читал Михаил Иванович, четко и твердо произнося каждое слово.
— Из преступников — в герои, — тихо сказала Таня. — Как у вас просто получается.
— Это у вас просто получается. — Зубр начал сердиться.
Встал и опять стал ходить по комнате.
Потом он запустил пятерню в темную копну.
— Как здоровье медвежонка?
Он все знал! И о Марише, и о медвежонке. Таня опустила глаза.
— Так как здоровье медвежонка, рыжая команда?
Таня вскочила со стула. Она не знала, что делать: хлопнуть дверью или… Он окружил ее со всех сторон, этот непоседливый Зубр, который вечно идет с севера на юг, не разбирая дороги и ни перед чем не останавливаясь, идет потому, что его ведет вперед непреходящее беспокойство.
— Сядь, — сказал он.
Таня села.
Зазвенел звонок. За дверью нарастал гул голосов, топот ног, крики. Можно было подумать, что все бегут от стихийного бедствия. Но просто началась перемена.
Дверь отворилась. На пороге стояла Генриетта Павловна. Заметив Таню, учительница попятилась, хотела уйти. Но Михаил Иванович жестом пригласил ее войти.
— Здравствуй, Таня, — сказала учительница. — Как поживаешь?
Таня молча стояла перед учительницей и смотрела ей в глаза. Глаза не смеялись. Полукруглые брови и тени под глазами сомкнулись. Образовали два круга. Генриетта Павловна стала похожей на грустную сову. Таня сделала это открытие, и внутри что-то смягчилось, потеплело.
Михаил Иванович отвернулся к окну, как будто все происходящее не интересовало его. Девочка и учительница молчали.
Наконец Таня не выдержала и сказала:
— Все в порядке.
Тут в разговор вмешался Михаил Иванович:
— Что все в порядке? Что все в порядке? Ушла из школы — и все в порядке? Завтра к первому уроку быть в школе. И не опаздывать. И никаких цирков. Кончишь школу, тогда отправляйся в цирк. Сейчас уроки кончились. Иди домой… А за Маришу тебе спасибо.