Ольга Шумяцкая, Марина Друбецкая
Девочка на шаре
Часть первая
Глава 1
Неожиданный приезд
В конце марта, влажным пасмурным вечером, когда Ожогин с Чардыниным сидели за чаем на террасе, послышался шорох шин по гравию подъездной аллеи, два раза квакнул клаксон, и тут же раздался громкий недовольный голос.
— Туда неси, черт неповоротливый! Во флигель! Да не урони!
Ожогин с Чардыниным переглянулись.
— Хозяйка! — шепнул Ожогин.
Тут же на пороге, обмахиваясь платком, появилась Нина Петровна Зарецкая. Ожогин с Чардыниным встали.
— Ну, здравствуйте, дачники! — басом сказала Зарецкая, протягивая одну руку для поцелуя Ожогину, а другую — Чардынину. — Как вам в моих пенатах? — Она уселась на стул и с облегчением перевела дух. — Устала. Не знаю, как и добралась. Жарко тут у вас.
— Чаю? — предложил Чардынин.
Ожогин молчал, прикидывая, как отразится на их устоявшейся жизни столь внезапное появление хозяйки дачи. Час назад он вернулся со съемочной площадки — ездил в горы, где был разбит лагерь группы новой ковбойской серии «Прикованные к седлу». Поездка обещала всяческие приятности. Съемки проходили гладко, без скандалов. Режиссер и оператор милейшими были людьми. Место красивейшее — лощина меж двух горных хребтов. Можно было бы в принципе и не ехать, но Ожогин давно положил себе за правило время от времени навещать экспедиции пусть с формальной, но инспекцией. Чтобы народ не расслаблялся. На этот раз он предвкушал неспешную, необязательную болтовню с режиссером за бутылочкой массандровского портвейна, которую прихватил с собой, съемочную суету за которой любил наблюдать, ну и на десерт — катание на лошадях. Хотелось размяться на свежем воздухе.
Так и вышло. Ожогин был доволен путешествием. В большом брезентовом шатре, служившем столовой и местом общего сбора группы, за длинным дощатым столом, прихлебывая терпкий напиток, янтарной слезой дрожащий в стаканах, он слушал байки режиссера о контрабанде, которая идет в Ялту из Турции, и это навело его на кое-какие мысли по поводу закупки дешевой пленки. Потом для него оседлали каурую лошадку, и, вскочив в седло, он с наслаждением ощутил вновь — когда-то частенько захаживал в московский Манеж, однако, давно это было! — как тело следует ритмичным движениям лошади и полностью отдается этому ритму, как будто забыв о себе, о собственном кровообращении и дыхании и став частью единого организма, в котором животное главнее человека. Мышцы сладко покалывало, но сторонним — ироничным — взглядом он, посмеиваясь, видел нелепость своей фигуры, облаченной в строгий городской костюм и бутафорские ковбойские сапоги со шпорами, снятые со статиста. Потом он кормил каурую горбушкой хлеба с солью, и она ласково тыкалась в его ладонь мягкой бархатной мордой. В общем, день прошел прекрасно. И уехал не поздно — вечером можно было еще поработать. А вот поди ж ты! Надо было вляпаться в эту лужу!
Март 1923-го сочился влагой. Три недели непрерывно шел дождь, то лупя по мостовым и тротуарам города тугими злыми струями, то лопаясь веселыми пузырями, то медленно стекая тяжелыми печальными каплями с веток, крыш и зонтов. Такой мокрой весны Ялта давно не знала. Многие съемочные группы удрали с натуры и попрятались по павильонам. Рабочие срочно сколачивали деревянные навесы, чтобы уберечь реквизит, сложенный на задворках павильонов, — киностудия «Новый Парадиз», владельцем которой и был Александр Федорович Ожогин, только строилась — ни цехов, ни мастерских, ни складов пока не хватало.
Для поездки в горы Ожогин выбрал удачный день — дождь лишь слегка моросил, окутывая окрестности легкой полупрозрачной дымкой. Дороги развезло, и лужу эту — даже не лужу, а овраг, наполненный водой, — Ожогин заметил еще по дороге туда, однако шоферу удалось ее обойти. «Как бы в сумерках не увязнуть», — мельком подумал Ожогин. И вот — пожалуйста. Захмелевший хозяин и разомлевший от обилия старлеток и статисток водитель, забывшие обо всем на свете, а как результат — лужа, словно специально поджидавшая их, буквально засосала передние колеса авто. Шофер жал на газ. Грязь и брызги летели во все стороны. Ожогин зло жевал сигару.
— Собери ветки, — бросил он шоферу и вышел из авто. Попал ногой в воду, выругался и приблизился к краю дороги. Внизу лежала Ялта, напоминающая в темноте гигантский, переливающийся огнями ковш. Красота этих рассыпанных в ночи огней каждый раз поражала Ожогина. «Богатый город, — подумал он. — А дороги придется, видимо, мне мостить». И усмехнулся. Иногда он не без удовольствия думал о себе как о будущем безраздельном хозяине Крыма, который не только замостит старые дороги, но и проложит новые, откроет в каждом городе увеселительный сад с непременным синематеатром, и сеть курортных кафе с портретами синематографических звезд, развешанными на стенах, и электрические фотоателье, и прибрежные гостиницы, и… И не только в Крыму — по всей губернии, по всему югу России. Ведь всем известно, что доходы от изготовления и демонстрации синематографических картин сравнимы разве что с доходами от добычи нефти или продажи водки. Ну, может быть, еще мистер Форд имеет такие же прибыли от своих лакированных машинок, похожих на детские игрушки. Конечно, рано пока говорить о доходах, однако недалек тот час, когда фильма за фильмой начнут соскакивать с конвейера «Нового Парадиза» с той же скоростью, с какой «выпекаются» авто на заводах заморского миллионера.