— Олеська, это путь в никуда, поверь, — вяло говорила Ира, вздыхая. — Ладно я. Косметику смыла, волосы перечесала по-другому — и все. А ты яркая, заметная. Пару-тройку раз посидишь в первом ряду, а потом начнут узнавать.
— Хм, — усомнилась Олеся. — Так в том-то и дело, чтобы узнавали. Разве нет?
— Нет, конечно. Вот станешь маломальской знаменитостью, актрисой, певицей, или хотя бы в клипе снимешься, тогда другое дело, хоть на все шоу ходи, куда позовут. А пока тебя для экрана как бы нет, сильно высовываться не стоит.
— Может, меня как раз на таких съемках бы и заметили, — упрямо возразила Олеся. — Ведь бывают случаи, когда звезду делают из случайного человека.
— Глупости, — рассмеялся Вася, подъедая салат. — Таких случаев один на миллион, и опять же — берут из своих, то есть работающих рядом: костюмерши, администраторы, журналисты… Девочку из массовки никто не станет делать звездой, даже если она раскрасавица. Ирка права: ты слишком яркая для массовки, быстро просекут, что зрительница подставная.
Закончив тираду, Вася стал доедать остатки салата из чашки, соскребая их с краев.
— Ты нажрался наконец? — ядовито поинтересовалась Олеся.
— Да. Барин сыт, — важно сказал Вася. — Ладно, челядь, я потопал.
— Пока, — апатично сказала Ира. — Господи, я сегодня прямо без ног… Одна в зале, все в отпусках, а покупатели — прямо идиоты… Наверное, спать пойду. Ты посуду уберешь?
— Иди, конечно, я еще мыться буду, — отмахнулась Олеся и пошла провожать Васю.
После душа она долго смотрела на себя в зеркало, придирчиво разглядывая лицо и фигуру, видимую лишь наполовину в старом надтреснутом зеркале хозяйки, мутноватом, с прилепленными по углам наклейками из жвачек.
Сколько молодых девчонок и мальчишек снимали эти комнаты и мылись в ванной, разглядывая себя в зеркале и выкрикивая в него: «У меня все получится!» Получилось ли? И где они теперь?
Нет, она, конечно, и раньше понимала, что привлекательна. И подруги говорили, и Леха, и Вася с Ирой, но Олесе никогда не приходило в голову рассматривать свою внешность, как недостаток. Иногда, впадая в самокритику, она решала, что ничего в ней такого красивого нет — среднестатистические данные. Рос средний, нос средний, грудь средняя и попа тоже. Однако сейчас, стоя голой перед зеркалом, она думала по-другому.
Да, невысокая, и крепенькая грудь второго размера — не самая выдающаяся, зато ни грамма силикона. Все свое. Лицо же, пусть не накрашенное, очень броское, яркое, с чернющими глазами, длинными ресницами и пухлыми кукольными губками. Немного тона и туши — и она становится красавицей. Не то, что Ирка. Та после душа как тряпка застиранная, ни рожи, ни кожи.
Поскольку их выходные, как правило, совпадали, обе носились по кастингам на роли в реалити-шоу, конкурсах и фильмах как сумасшедшие, разносили портфолио по всем мало-мальски известным актерским агентствам, на услуги которых уходили почти все сбережения. Но дальше бесперспективного: «Мы вам перезвоним!», дело не шло. С агентствами вообще дело шло туго. Узнав, что Ира и Олеся не имеют никакой базы, с ними расправлялись особенно безжалостно, заворачивая почти сразу.
В беготне прошел июль, а за ним и август. Вася успешно сдал последние экзамены и оказался зачисленным в группу Голубевой, отчего страшно заважничал. У Олеси и Иры ничего не складывалось.
— Я, наверное, домой уеду, — мрачно заявила Ира уже в последних числах августа.
— Почему? — испугалась Олеся, которую не вдохновляла перспектива платить за комнату одной. — Ир, это же Москва, тут возможностей уйма. Ну что ты забыла дома?
— Каких возможностей, о чем ты? — саркастически фыркнула Ирина. — За прилавком стоять я и у себя дома могу, при этом буду жить в родной комнате, спать в своей постели… Олесь, у меня там парень остался. И он пока меня ждет.
— Ты его любишь, да? — осторожно спросила Олеся. Ира неопределенно пожала плечами.
— Да не особо. Не очень. Привыкла как-то. Я бы даже его бросила, ради карьеры, ради учебы, если бы он отказался в Москву переезжать. А получается, что мне нет резона ждать. Лучше в следующем году приехать и попробовать поступить, пока еще возраст позволяет.
— Какой возраст, о чем ты? — растрогалась Олеся, бросилась к Ире и обняла за плечи. — Ты что, старуха?
Ира горько ухмыльнулась.
— Тебе семнадцать. А мне двадцать два. Зимой будет двадцать три. Прием до двадцати пяти лет в основном. У меня осталось года два. Если не успею — все. Можно забыть о карьере артистки.
Они помолчали, а потом Олеся тихо сказала:
— Может, все-таки подумаешь еще?
— Да некогда думать, годы-то идут. В общем, я уже все решила. Ради дела я бы осталась, а так — не могу. Здесь все быстро надо делать, на лету, а я, в конце концов, не майский жук.
Той ночью Олеся долго не могла заснуть, все думала, что и ей, возможно, придется пополнить список сломанных столицей, вернуться домой и зажить прежней жизнью, такой же как у всех. И от этих мыслей, тяжелых, вязких, становилось тошно и жутко. Ее пугало, что в суете между работой в ресторане и поисками себя она совершенно забыла про банальную личную жизнь, и дальше ни к чему не обязывающего флирта дело так и не пошло. И даже Вася почему-то не воспринимал ее как девушку. Скорее, как друга, что льстило, но одновременно и обижало.
Ира сдержала слово и через два дня уехала домой. А на следующий день вкрадчивый мужской голос пригласил Олесю на кинопробы.
— Что за компания? — спросил Вася. В телефоне что-то здорово трещало, оттого его голос доносился как из трубы.
— «Уорнер Бразерс», — весело ответила Олеся.
— Смешно. А если серьезно?
— Шут его знает. Какое-то мудреное название, я не запомнила.
— Замечательно, — фыркнул он в трубку. — Пошла туда, не знаю куда… ты как себе это реально представляешь? Здрасьте, сюда ли я попала? А если там тебя спросят: а куда вы целились?
— Вась, не ной, у меня на бумажке все записано, — пробурчала Олеся, подходя к остановке маршрутки.
— Ну, так достань бумажку и посмотри.
— Не могу. Она где-то в сумке. Ради твоих прекрасных глаз я не намерена все бросать и там копаться, не горит же. Вон, маршрутка подходит. Сейчас сяду и перезвоню.
Вася помолчал, а потом добавил недовольно.
— Только обязательно перезвони. Может, у них и для меня найдется ролька.
Олеся пообещала и отключилась. Сунув телефон в сумку, она приготовилась штурмовать маршрутку вместе с насторожившимся пассажирами.
Бумажка нашлась быстро. На ней был криво нацарапан адрес и название кинокомпании, совершенно незнакомое, читаемое в русской транскрипции как «Свит Кьюпид». Зайти к Андрею Пряникову.
Пряников. Не какой-нибудь Земекис, не Кэмерон. Миленько, ничего не скажешь.
Несмотря на браваду, Олесе было страшно.
Москва летела мимо окон, заманивая глянцевыми витринами, с застывшими красавцами-манекенами в гламурном шмотье. Застревая на перекрестках, маршрутка то и дело давала возможность оценить это великолепие, после чего в распухшую от страха и сомнений голову Олеси лезли мысли, что осень уже не за горами, а у нее нет даже сапог и куртки, все осталось дома. Квартплата съест почти всю зарплату, и без Иры ей придется платить за двоих. А значит прощай надежда купить одежду в бутике, да здравствует Тушинский рынок с его лояльными ценами…
Гадство.
В ресторан приходили солидные мужики с их разряженными вульгарными телками, которые ничуть не превосходили Олесю красотой, однако они вели себя, как королевы, а ей приходилось кланяться в пояс, улыбаться и терпеть грубость.