За день до свадьбы дворянин навестил «возлюбленную» в её доме и не мог поверить собственным глазам. Горожанка начисто сбрила свои чудесные рыжие волосы и даже не собиралась прикрыть плешь чепцом. Дворянин робко просил невесту передумать, пытался узнать, что толкнуло её на такое безрассудство, но та лишь обернулась и хмуро сказала:
- Ты меня ненавидишь?
Дворянин обомлел, но тут же спохватился. Он заверил, что «нет, нисколько не ненавидит», и что «волосы ещё отрастут, не тревожься», но горожанка только отвернулась.
Свадьба прошла замечательно. К гигантскому храму Троицы пару везла расписная карета с четырьмя белыми лошадьми, гостей собралась почти тысяча, а подарки были роскошны и щедры. После церемонии толпа затопала к усадьбе дворянина, дабы как следует всё отпраздновать. Именно там и произошла следующая странность.
После третьего танца и шестой чаши вина невеста «случайно» толкнула кресло, на котором сидела хромоногая матушка дворянина. Старушка рухнула на пол, возопив от боли, и, едва её усадили на место, обвинила во всём захмелевшую горожанку. Дворянин отвёл жену от гостей и попытался отговорить от подобных выходок, но та только отмахнулась и холодно спросила:
- Ты меня ненавидишь?
Дворянин закачал головой, подобно имперской кукле, и почти что закричал, что «конечно же, нет», что «ты просто оступилась, любимая: даже извиняться не стоит», но горожанке не было дела до его ответов.
Первый месяц пара провела в сравнительно спокойно. Горожанка до сих пор остригала волосы, но никаких «выходок» вроде бы не учиняла. Правда желания её всё больше походили не на низкородные, а на королевские. Женщине то нужны были дорогущие украшения с лалами и рубинами, то она просила о редчайших цветах с Райосского архипелага или Россанской Республики. Но дворянин всё исполнял - даже привозил бесценные тернские ковры и мраморные статуи. Золота у дворянина становилось всё меньше: он настолько обеднел, что пришлось повысить подати для давно уже ропщущих крестьян.
Наконец, когда дворянин уже задолжал и друзьям, и Церкви, и даже запрещённой повсюду Гильдии, он подошёл к своей «возлюбленной» и попробовал укорить её за ненасытные просьбы. Но та лишь прошептала свой так знакомый вопрос:
- Ты меня ненавидишь?
Дворянин не мог злиться на эти очаровательные глаза. Он проворно откланялся, обещая достать деньги, и на следующий день отправился на службу к королевскому двору. Целых два месяца он прилежно служил, как никогда не служили его отец и деды, носился по окрестным землям, славя величие и набожность сюзерена. Лорды и леди принимали дворянина уже с холодком, презирая перемены в его характере и свадьбу с низкородной вдовой. Но усердие дворянина было вознаграждено, и через месяц он вернулся домой с весьма отяжелевшим кошелём.
Однако в поместье дворянина ждали не самые приятные новости. Его жена, по признанию челяди, коротала разлуку в постоянных изменах. Она настолько упала в пучину разврата, что каждый день меняла любовников, в которые брала и слуг, и крестьян, и даже столь же порочных монахов. Дворянин вбежал к горожанке и с гневом потребовал объяснений, но та только грустно вымолвила:
- Ты меня ненавидишь?
Дворянин попытался что-то ответить, но снова пал жертвой её гордой печали. Он рухнул на колени и обнял ноги «возлюбленной», обещая, что «никогда и ни за что не будет держать обиду», что «важно лишь, что ты хотя бы иногда рядом». Даже идея о чужом бастарде не пугала дворянина, и он только шептал, что «будет воспитывать его как своего».
Потому что дворянину уже очень был нужен наследник. На удивление, в присутствии мужа горожанка успокоилась и опять стала молчать и глядеть в пол, выполняя любые приказы. Каждую ночь дворянин лез в её постель, поскольку хотел, чтобы сын или дочь оказались именно его крови. Но сии надежды не оправдались, и через примечательно меньшее время живот горожанки стал округляться.
Но дворянин был рад любому наследнику. Он потратил все оставшиеся деньги на лекарей и деревенских ведьм, подготовил комнаты для дитя. Даже вернул долги, мечтая начать новую жизнь, и проводил дни, лишь придумывая ребёнку имя.
Однажды вечером дворянина разбудили крики. Он выбежал из дома в поисках жены, но нашёл её позже слуг. Её платье было испачкано кровью, а на лице висела безумная усмешка. Оказалось, что горожанка прикончила дитя, вонзив в себя палку, смоченную душицей. Дворянин не мог поверить своим глазам. Едва лекари остановили кровь и покинули спальню, он стал орать на «возлюбленную». Та подождала, пока дворянин выдохнется, и тускло прохрипела: