Выбрать главу

— Фу, правда! — облегченно рассмеялась Женька. — А я уж испугалась.

Только об одном Ева умолчала, просто постеснялась. Однажды ночью, когда Платон ласкал ее, ей вдруг померещилось, что это не он, а Георгий Иванович и она впервые получила какое-то удовольствие от близости. Платон был в восторге. Именно тогда он и сделал ей предложение. Но ведь это было нечестно и она мучилась сомнениями.

2007 год

— Ну, как успехи? — спросил Олег за завтраком и подмигнул другу, когда Вавочка пошла за сыром.

— Никаких!

— Да ты что? Стареешь, Родька!

В этот момент друзья увидели, что в зал входит Лали с молодым человеком.

— Наш пострел везде поспел, — проворчал Олег.

— Да это ее сын, — улыбнулся Родион.

— Сын? Ты уверен?

— Да. Она мне сама сказала. Черт, какие ноги у нее.

Тут к столу вернулась Вавочка.

— Киска, а ты знаешь, этот красавчик ее сын, — радостно сообщил жене Олег.

— Сын? Не может быть!

— Почему?

— Он ее на руках носит. Буквально.

— Ну и что? Он просто любит свою маму.

— Да? Это ты, Родя, выяснил?

— Я. А что?

— А еще что-нибудь узнал?

— Вавочка, почему она тебя так интересует?

— Если она и вправду его мать, то…

— То что?

— То надо этого парня познакомить с нашей Настей. Красивый, хорошо воспитанный, вон, с мамой отдыхать приехал… Наверняка, дельный… Чистенький, опять же, приличный… Насте понравится… Родя, а кто там отец, не знаешь?

— Знаю только, что он умер.

— Да? Поэтому она все время в черном? А по-моему, носить траур на курорте глупо. Черные шорты, это по-вашему, траур? Знаете, на что это похоже? Есть такая категория баб, которые мужиков на кладбище ищут. Вдовых.

— Вавочка, ты не права, — рассмеялся Родион, — если ты хочешь пристроить Настю за этого парня, тебе надо прежде всего подружиться с его матерью, а не говорить о ней гадости.

— Думаешь, я не понимаю? Но как с ней дружить, когда она задирает нос? Что ж мне, напрашиваться?

— Успокойся, Вавочка, они не москвичи, — вдруг заявил Олег.

— С чего ты взял?

— Я видел, как она давала портье свой паспорт, я не разглядел, чей он, но явно не российский.

— Надо же… Ну и черт с ним. Маменькины сынки не лучший товар на рынке женихов.

— Боже, как ты непоследовательна, Киска.

— Олежек, тебе фруктов принести?

— Два куска арбуза.

— Вавочка, будь другом, захвати мне одну грушу.

— Какие вы наглые, мужики. Нет чтобы даме фрукты принести.

— Ты сама предложила!

— Да, вам лишь бы на шею сесть… — проворчала Вавочка.

— Родька, она тебя отшила? — шепотом спросил Олег.

— Практически, да. Но я не отступлюсь. Я предложил ей дружбу.

— Она согласилась?

— Она усомнилась.

— Но подала надежду?

— Нет.

— Тогда на что ты рассчитываешь?

— На то, что она молодая красивая женщина. И рано или поздно ей понадобится мужик.

— А ты тут и подвернешься? Да?

— Именно.

— А ты так уверен, что мужик ей понадобится как раз во время вашего тут пребывания?

— Нет. Ни минуты.

— Тогда что? Она же живет в другой стране?

— Ничего, я добьюсь своего. Чего бы мне это ни стоило, и где бы она ни жила, хоть в Аргентине.

Тут вернулась Вавочка с фруктами.

— Жрите, захребетники.

После завтрака, она сказала:

— Родь, Олег после завтрака ходит пешком, ты ему не составишь компанию? А то я вчера ногу стерла…

— Да с превеликим удовольствием.

— Вот и отлично. А потом я жду вас на пляже. И займу для тебя лежак рядом с нами.

— Спасибо, благодетельница, — Родион поцеловал Вавочку.

— Старик, мы не договорили… — начал Олег.

— О чем?

— О Лали. Ты что, всерьез втюрился?

— Похоже на то.

— А может, ты просто привык к легким победам, а она тебя отшила?

— Нет. Я был готов, что она меня пошлет… Но в ней есть что-то такое… необычное. Я хорошо знаю баб, чувствую их, что ли, а тут ничего не понимаю… Знаешь, она мне без всякого кокетства, игры, вдруг заявила, что безумно любила покойного мужа и была с ним абсолютно счастлива… И в голосе и в глазах была настоящая боль…

— И что?

— Я вдруг подумал… Не сочти меня сентиментальным идиотом… Мне вдруг захотелось, чтобы когда я помру, обо мне кто-то так сказал…

— Ну, старик, ты и загнул… Чтобы так о тебе сказали, надо прожить с женщиной много лет. А ты вообще закоренелый холостяк. К тому же сердцеед, уверен, многие были бы счастливы доказать тебе свою любовь…

— Тебе меня не понять, Олежек… Мне много раз, очень много раз, бабы клялись в любви… Но чтобы вот так… Никогда…

— Знаешь, бабам свойственно идеализировать покойников, особенно русским бабам. Помнишь Вальку Першину?

— Ну?

— Она двадцать лет прожила с мужем. Он был полное говно. Кидал ее, лажал без конца, ставил иной раз в жуткое положение, а как умер… Просто свет в окне. Чуть у нее что случится, она сразу: вот был бы жив Сева, он бы меня в обиду не дал…

— Ты, Олежек, не понял… Тут все на чистом сливочном масле. И если я сумею ее завоевать, я женюсь на ней. Чего бы мне это ни стоило.

Он говорил так серьезно и проникновенно, что Олегу даже стало не по себе. Очень уж это было не в характере его старого друга.

1987 год

Родители Платона вернулись в Москву. В первый же вечер после вкусного ужина он увел отца в кабинет.

— Пап, надо поговорить.

— Валяй, что ты там опять учудил? — добродушно осведомился Николай Борисович. — Деньги нужны?

— Пап, советскому человеку деньги всегда нужны.

— Думаешь, несоветскому они без надобности? — засмеялся отец. — Сколько?

— Сколько не жалко. Но дело не в том.

— Что-то на работе?

— Нет, пока там все нормально, хотя разговоры всякие ходят.

— Ты меня пугаешь. Неужто жениться надумал?

— Надумал, пап. Она такая…

— Красивая?

— Очень. Ее зовут Ева…

— Ишь ты. Ева… Ну, а родителям поглядеть на будущую сноху не надо?

— О том и речь… Понимаешь, я боюсь, что мама…

— Девчонка из провинции? Жить негде?

— Нет! — возликовал Платон. — У нее своя квартира есть. Двушка, хоть и в хрущобе.

— Что значит, своя?

— Она… сирота, — соврал Платон, прекрасно понимая, что отъезд Евиной матери и отчима в Израиль приведет отца в негодование и здорово напугает.

— Сирота с двухкомнатной квартирой? Но это же почти идеальный вариант. Тогда чего ты боишься? Что твоя Ева не нашего круга? Кстати, сколько ей лет, чем занимается?

— Ей двадцать, учится в Первом Меде.

— А покойные родители кто?

— Отца она не знает, а мать… была художницей откуда-то из глубинки…

— Слушай, Тоник, а у тебя ее карточка есть?

— Да! Вот, смотри.

— Черт побери, хороша! Даже очень. И совсем не вульгарна. Сын, мне твоя девушка нравится. Думаю, и матери тоже глянется. Давай, зови мать. Постой, а ты уже сделал предложение?

— Да. И хотел жениться, не дожидаясь вас, но Ева сказала, что она так не хочет… Что надо познакомиться с родителями…

— Ну надо же… Молодец, девушка. Мне она уже нравится.

— Пап, только она…

— Беременна уже?

— Слава Богу, нет. Просто… Ей тяжело живется, и одета она не очень, если б ты дал еще деньжат…

— А, понял! Святое дело, держи. И купи своей девочке что-нибудь… Правда, я не очень понимаю, что и где здесь можно купить, но она, наверное, знает… Вот, возьми еще. И зови мать.

— Спасибо, папочка.

Смотрины были назначены через неделю. Платон позвонил своей бывшей сокурснице, объяснил ситуацию и та сообщила ему координаты одного парня из ансамбля Моисеева, у которого бывают хорошие и модные вещи.

— Ева, в воскресенье мои родители ждут тебя в гости, — с торжеством сообщил ей Платон.

— Да? На смотрины, значит…

— Зачем ты так… Я рассказал им о тебе, показал фотографию… Ты им очень понравилась. Насчет отца я и не сомневался, но даже мама сказала: прелестная девочка, я хочу поскорее с ней познакомиться… И еще… я хочу сделать тебе подарок…