Способность Таши к разрушениям невероятна, и, поскольку в моей комнате нет предметов, до которых можно дотянуться и погрызть, ей доставляет большое удовольствие посещение комнаты Кэй. Здесь она набрасывается на драгоценные бумажные салфетки, присланные из Лондона, на любимые кактусы в горшочках, проделавшие долгий путь из Майсура, на крайне важные документы и бесценные пластиковые пакеты, которых не найти здесь днем с огнем. Терпение Кэй бесконечно. Она лишь повторяет:
— Щенок есть щенок.
Однако я придерживаюсь старомодной точки зрения, что небольшое наказание идет на пользу подрастающему поколению. Поэтому Таши каждый раз получает взбучку. Если я стараюсь что-то от нее прятать, она принимает это за некую игру перед сном, а в ответ на мои карательные меры переворачивается на спину и смотрит на меня влюбленными глазами, держа лапу во рту, — трюк, рассчитанный на то, чтобы обезоружить самого бесчувственного дрессировщика.
Вообще Таши послушна, но сегодня впервые она публично опозорила меня, заставив малодушно сделать вид, что мы с ней незнакомы. Есть у нее одна слабость — шнурки от ботинок: она думает, что их завязывают с единственной целью, чтобы она имела удовольствие их развязать. Так как здесь в основном ходят босиком, то у нее почти совсем нет возможности поразвлечься таким способом. Зато сегодняшнее появление на взлетной полосе аккуратно одетой китайской делегации стало для нее праздником. (К кому эта делегация была направлена и от кого — мне так и не удалось выяснить.) Когда самолет приземлился и из него вышли двенадцать китайцев, их приветствовали многочисленные представители власти; бо́льшая часть полиции Покхары была собрана здесь, чтобы «охранять» их (от тибетцев?). Прибыли сюда и фотокорреспонденты. Они спешили запечатлеть на пленку вою группу прибывших. Вдруг Таши вприпрыжку бросилась искать меня по взлетному полю и наткнулась на строй неподвижно стоящих ботинок. Щенок в восторге метался вдоль шеренги, пока не облюбовал башмаки главы делегации. Щелкнули затворы фотоаппаратов, и тут же улыбка на лице главы делегации сменилась хмурым раздражением.
Когда я писала эти строки, из «входного люка» выглянула голова. Я узнала симпатичного молодого человека, живущего по соседству (на прошлой неделе я вылечила его от дизентерии). Он пришел ко мне с матерью. Она пожаловалась на невыносимую боль в правой груди. Даже при тусклом свете лампы сразу было видно, что у нее запущенный воспалительный процесс. Я дала ей три таблетки аспирина и настоятельно посоветовала завтра же обратиться в больницу «Сияние», объяснив, что я ничем не могу ей больше помочь. Большинство непальцев и тибетцев искренне верят, что люди с белой кожей (или имевшие белую кожу до приезда в Покхару) могут творить чудеса врачевания.
Утром Кришна, мой домовладелец, сообщил, что мне скоро придется перебраться в соседнюю комнату, которую освободил Тхуптен Таши, а мои две займет зять Кришны. Он откроет лавку внизу. Разумеется, там будут сигареты, спички, рис, мыло и печенье, как и во всех лавках Парди.
Под утро я проснулась от душераздирающих криков. Шум, рыдания, стоны неслись, видимо, из пристройки, прилепившейся к дому. Там ютилась семья портного, состоящая из пяти человек. Пристройка представляла собой весьма убогое зрелище: соломенная крыша, две стены из бамбуковых циновок и земляной пол. Сейчас, очевидно, там кого-то убивали или кто-то сошел с ума. Но поскольку ни в том, ни в другом случае вмешательство мое не поможет, я снова заснула. Часа через два, когда я завтракала, страшный шум повторился. У пристройки собралась толпа зевак. Подойдя поближе, я увидела, что старуха, мать портного, действительно сошла с ума и сын с невесткой пытались ее успокоить. В углу на куче грязного тряпья громко плакал ребенок. Припадок внезапно прекратился, и старуха, тяжело дыша, рухнула на пол. Люди молча разбрелись.
Многие события, которые нам кажутся катастрофическими, здесь воспринимаются удивительно спокойно. Несколько дней назад я видела, как муж набросился на жену. В гневе он пытался схватить камень потяжелее, чтобы побыстрее разделаться с несчастной. Мальчик лет двенадцати отчаянно пытался удержать отца. В конце концов мать с сыном победили. В тот же день, когда я снова проходила мимо их дома, увидела эту пару, мирно сидящую на крыльце. Они как ни в чем не бывало дружно перебирали кукурузные початки. Случись такое у нас — мужчину, скорее всего, арестовали бы, жену поместили в больницу, а сына отправили в интернат.