В одном из карманов норковой шубы она нащупала полиэтиленовый пакет.Вытащила его и, не веря ни себе, ни своим глазам, - увидела пачку долларов и пачку рублей... Все было цело.
Она села на пол и держала эти деньги в руке... Нет, не может он быть подонком! Марина врет. Сандрик мог быть, где угодно, только не у нее. Но уж больно победный был у Мариши тон. Кто их знает! Надо разыскать маму Сандрика и поговорить с ней. О чем? О нем, конечно, и если она, эта Марья Павловна, умная и хорошая женщина, - а это, повидимому, так, - они смогут вдвоем что-то предотвратить. Она обязана попробовать все, а не дуться, как обманутая любовница. Она вспомнила, что на столике в передней видела чью-то записную книжку, то ли Маринину, то ли Сандрикову, забытую. Хорошо бы там был телефон Марьи Павловны!
Она выскочила в переднюю, да, книжечка тут, Сандрикова! Номер телефона был, и она, сказав себе,что необходимо успокоиться, вернулась в комнату. И наконец решилась. К телефону подошла не старая еще, по голосу, интеллигентная женщина. Наташа замялась: как назваться? Та настороженно спросила вторично: - Слушаю? Кто это?
- Простите, - забормотала Наташа, - я хочу поговорить... о Сандрике...
- Его здесь нет, - холодно ответил голос и, казалось, трубка будет тотчас же повешена... Но - нет. Марья Павловна ждаа: голос был молодой, приятный, и не было в нем ни наглости, ни наигрыша, ни фальши.
- Мне очень нужно поговорить с вами, Мария Павловна. - продолжала быстро Наташа, - это касается меня, вас и Сандрика... Это очень важно. Я не шантажистка, я... - она опять не знала, что сказать. - Я... - И просто сказала: - Вы сможете со мной поговорить? Можно на улице, если вы не хотите...
Некоторое время молчала и Марья. Потом ответила не очень охотно:
Ну, зачем же на улице... Приезжайте ко мне. - И назвала адрес. Она даже не спросила, кто, как зовут... Просто разре-шила поговорить с ней.
* * *
Наташа торопливо стала собираться. Надела серые английские брюки, белый свитер и кожаную черную куртку. Раздался телефонный звонок. Это была мама. Задыхающимся голосом она сообщила, не боясь расстроить дочь, что ночью ей позвонила какая-то старуха или придуривающаяся молодуха и сообщила, что у нее, Светланы Кузьминичны, есть ещё внук.
Наступила пауза, в которой Наташа просчитывала все варианты разговора с мамой и поняла, что врать больше не может и не будет. И что, конечно, это Марина.
Мама, мне надо с тобой поговорить (жаль, но придется не ограничиться письмом...), я тебе все объясню. Но сейчас мне некогда, я уезжаю по этому поводу. (Зря она это говорит! Мама будет сходить с ума. Но - раз без вранья, то - без вранья! Новая жизнь! Хм... Получится ли?)
Мама все-таки начала что-то спрашивать, но Наташа не слушала и была тверда, - Я тебе позвоню. (В этот миг Сандрик звонил Наташе и в трубке звучали короткие гудки.)
* * *
Наташа подъехала к дому, где жила Марья Павловна, но из маши - ны сразу не вышла. Покурила еще, потом резко затушила сигарету и вышла из машины. Пока ехала в лифте на восьмой этаж, все хотела продумать начальные фразы, но так ничего и не придумала. Резко (что-то слишком резко - так получилось!) нажала на звонок, и ей сразу же открыла дверь пожилая женщина, не старуха, а именно женщина, - худенькая, невысокая, с седыми, заколотыми сзади волосами, в очках, сквозь которые довольно холодно смотрели большие серые умные глаза. Одета женщина была в вязаную кофту и юбку, на ногах синие велюровые тапочки...
Все это охватила Наташа одним взглядом и обрадовалась, и испугалась вместе. Потому что ясно было, что женщина порядочная и умная, но не очень добрая, по крайней мере, в данный момент. И это было правдой. Марья Павловна тоже единым взглядом охватила незнакомку - молодая, но не первой молодости, за тридцать, красивая красотой современной манекенши, холеная, одета просто, но дорого, в руке ключи от машины, которые она через секунду сунула в карман, - забыла о них, а не выпендривалась.
Что эта красотка может Марье сказать?
- Проходите, - твердо сказала она наконец после молчания и пропустила в квартиру нежданную гостью. Та неуверенно остановилась. Марья сказала: - В комнату.
Они сели друг против друга, на кресла за журнальным столиком.
Наташа отметила, что комната чисто прибрана, довольно большая и обставлена со вкусом, хотя и небогато. Очень много книг, что её тоже обрадовало. Но все же, мальчик из такой семьи не должен бы грабить даму и потом делить со своей любовницей её барахло...
Наташу передернуло. Может быть, зря она сюда приехала? Забыть и кончено! Марья заметила, как дама вздрогнула, и сказала:может быть, чаю? Или кофе?
Наташа попросила, если можно, чаю. Она не столько хотела пить, сколько ей надо было как-то одуматься, осмотреться. Впрочем, Марья так это и поняла. И, наливая чай себе и даме, ломала голову над тем, кто она. Принесла чай, села напротив Наташи и спросила:простите, как вас зовут и с чем вы пришли?
- Я не назвала себя, простите (все-таки много было светской шелухи в начале их беседы). Наталья Александровна Черникова, можно просто Наташа. Я много лет работала за границей и только приехала...
Наташа продолжала говорить, отчего Марья чуть не свалилась тут же в обморок (как сдержалась - она не представляла!):
Я - мать, вернее, та женщина, которая родила Сандрика.
Марья сидела оледеневшая, как статуя из чистого куска льда: так вот она какая, эта девочка, родившая, подбросившая и потом через подружку пожелавшая выручить за ребенка деньги! В Марье поднялась злость. Какого черта явилась эта светская мамаша? Что ей адо? Она так и спросила:
И что же вам надо?
Собственно, действительно - что Наташе здесь надо? О чем она пришла говорить? Рассказать? Да. Рассказать все - от и до. Одному человеку наконец, - той женщине, перед которой она виновата, как и перед НИМ, Сандриком.
Я пришла... Я пришла, чтобы увидеть вас и пусть хоть поздно, но попросить у вас прощения, хотя понимаю, что прощения мне нет.
Марья немного успокоилась и ответила, но по-прежнему сухо:
Вам у него надо просить прощения, а не у меня. Мне он дос-тавлял долго одну только радость.
- Я у него просила. Он простил меня... Но вы - простите? - спросила Наташа голосом, в котором стояли слезы, но которые она изо всех сил сдерживала. Перед этой женщиной ей не хотелось быть слабачкой.