— Вот видишь, Тед, что ты делаешь с ребенком, — сказала мать. — Сохрани нас Господь от политики, будь она неладна!
Стейси шмыгнула носом.
— … И потом, папа наладил освещение, а Тот мне не поверила, и… я сказала, что ты сказала, что нам всем надо держаться вместе, как в войну во время налетов, и быть добрыми соседями. Вот я и подумала, что они могут прийти к нам к чаю. — Глаза у Стейси наполнились слезами, а к горлу подступил ком — большой, как общественный центр Бишопс-Крофт. — Папа Тот играет на трубе.
— Ну, теперь я все, кажется, поняла! Устроим концерт. Ты на чем сыграешь, Тед? Может, на диджериду?[8] — Мать встала; щеки раскраснелись, пухлые руки уперлись в бока. — Что же нам с тобой делать, Стейси Райт? — спросила она. — Тед, я спрашиваю, что нам с ней делать?
Отец сложил газету пополам и, поставив миску на пол рядом с креслом, развернулся лицом к жене и младшей дочери. Губы его скривились в маниакальной улыбке, лицо было покрыто маленькими черными раковинками береговичков. Шатаясь, он побрел к дивану, ворча:
— Человек-улитка не играет на диджериду! Р-р-р!
Мать фыркнула и разгладила складки на переднике.
— Вы друг друга стоите, — заявила она, выходя в кухню в поисках, чем бы угостить Томпсонов, кроме шоколадного торта.
Отец начал щекотать Стейси, она зарылась лицом в подушки, и раковинки береговичков дождем посыпались на диван.
Отец Стейси, уже очистив одежду от ракушек, сидел в кресле под прожекторами аварийного освещения. Один прожектор был направлен на диван, на котором устроились обе матери семейств. Обеим было за сорок, но на том все сходство и заканчивалось. Мать Стейси переоделась из халата в вытертый желтый вельветовый спортивный костюм, подчеркивавший все изгибы и выпуклости ее тела. Волосы она зачесала наверх и подхватила желтой резинкой с кистями. На матери Тот было нечто вроде туники с африканским рисунком и сандалии на высоком каблуке «под крокодиловую кожу». Ногти у нее на ногах были цвета перламутра. Всякий раз, когда она поднимала чайную чашку, на тонком запястье позвякивал браслет с колокольчиками.
Другой прожектор освещал коврик перед газовой горелкой, где сидели Стейси и Тот, листая толстый каталог «Кэй».
Неловкое молчание нарушила мать Стейси:
— Стейси, детка, передай, пожалуйста, мистеру Томпсону еще сандвич с лососем.
Стейси наклонилась вперед, взяла тарелку с мозаичного кофейного столика и протянула ее мистеру Томпсону, сидевшему в таком же кресле, что и отец, только по другую сторону камина.
— Спасибо, миссис Райт. Разве что еще один. — Дональд Томпсон взял сандвич и положил на тарелку рядом с большим куском шоколадного торта; там уже лежали коктейльные шпажки с кубиками сыра и кусочками ананаса. Его круглое лицо в ярком свете прожектора казалось мрачным.
Стейси поставила тарелку на стол и вернулась к Тот на коврик. Они листали страницы и на каждой по очереди выбирали то, что им нравится. Стейси выбрала красный спортивный костюм с лайкрой, который рекламировала Фарра Фоссет, Тот предпочла ее серебристые ботинки на платформе.
Мистер Томпсон закинул в рот сыр с ананасом и ткнул шпажкой в прожекторы.
— Здорово придумано, мистер Райт. Ваше аварийное освещение просто класс.
Отец Стейси кивнул, но ничего не ответил. Мистер Томпсон продолжал:
— Как по-вашему, долго шахтеры на сей раз продержатся?
Отец пожал плечами:
— Столько, сколько потребуется, мистер Томпсон. Столько, сколько потребуется.
Женщины сидели на разных краях дивана. На подушке между ними лежало разноцветное приглашение. Миссис Томпсон доела сандвич, и тарелка у нее опустела.
Миссис Райт подтянула тесные брюки спортивного костюма.
— Еще чаю? Может, тортика? — предложила она.
— Нет, спасибо. — Миссис Томпсон поставила тарелку на пол сбоку от дивана. Потом она закинула ногу на ногу и подалась к мистеру Райту. — Надеюсь, они понимают, что не могут держать в заложниках всю страну!
Отец Стейси барабанил пальцами по «Рабочему-социалисту», свисавшему с каминной полки.
— Некоторые, миссис Томпсон, смотрят на происходящее по-другому. — Говоря, он не переставал улыбаться. И Стейси, и ее мать понимали, что это дурной знак. Если мистер Райт говорил о политике и улыбался, значит, он намерен был выиграть спор. — В газете написано: когда на той неделе они устроили демонстрацию перед палатой общин, шествие растянулось на пять километров.
— Несомненно, там было полно футбольных фанатов и анархистов, — возразила миссис Томпсон, вытирая губы крошечным льняным платочком.