– Да. Она была очень несчастна. «Мальчик носит мое имя, – сказала она, – но это можно исправить. Если мы поженимся и ты признаешь ребенка, фамилию можно изменить». И тогда я заявил, что об этом не может быть и речи.
– Что она ответила тебе?
– Стала плакать. Она уверяла меня, что сразу после регистрации брака подаст на развод, только бы ребенок получил мою фамилию… Она очень страдала из-за того, что мальчик будет незаконнорожденным. Она все время рыдала и умоляла меня: всю жизнь окружающие будут попрекать его, высмеивать и унижать…
– Что потом?
– Я ушел.
– В котором часу?
– В пять… или в шесть.
– Так в пять или в шесть часов?
– Скорее, в пять.
– Какой день это был?
– Не помню.
– Может быть, это было воскресенье или?.. – Нет, пятница. Это была пятница.
– Пятница, двадцать первого июня.
– Может быть. Сейчас уже не могу сказать точно. Маркус вытащил из папки другой листок.
– Это акт о смерти. Согласно записи, Мария-Тереза умерла в пятницу, двадцать первого июня, отравившись газом. Между семью и восемью часами вечера.
Поль Рено, опустив плечи, скорчился на стуле. От его былой элегантности не осталось и следа.
– Я спрашиваю себя, была ли какая-то связь между моим посещением и самоубийством. Наверное, да. Девушка покончила с собой, потому что я расстался с ней.
– Возможно… – процедил Маркус. Он достал еще одну бумагу.
– Это заявление консьержки дома, где жила девушка. Знаешь ли ты эту женщину?
– Нет, не думаю, чтобы я когда-нибудь ее видел.
– Ты сам снимал эту квартиру? Я имею в виду: ты предварительно осматривал ее?
– Да. Но контракт был составлен на имя Марии-Терезы.
– В таком случае ты должен был видеть консьержку.
– Возможно. Я встречал там разных людей. Я ездил туда с представителем агентства, которому принадлежал этот дом, у него был ключ, и он показал мне квартиру.
– Эта женщина свидетельствует о том, что видела тебя там два раза: первый раз, когда ты приехал посмотреть квартиру…
– Может быть, она и была среди людей, мелькавших там… Я не обратил на нее внимания.
– …И второй раз – в пятницу, двадцать первого июня.
– Возможно.
– Женщина говорит, что в тот день, двадцать первого июня, ты был у Марии-Терезы и выбежал от нее как сумасшедший. Шум твоих шагов привлек ее, и она посмотрела в окошечко, в которое и увидела тебя. Почему у тебя был такой вид?
– Каждый человек кажется сумасшедшим в такой ситуации. Я же рассказывал тебе, что она без конца рыдала и все повторяла, что ребенок станет незаконнорожденным, из-за чего они оба будут всю жизнь страдать.
– Я допускаю, что тебе было не по себе, когда ты уходил от нее. Но почему ты так мчался?
– Мчался… Эта женщина преувеличивает. Маркус, держа бумагу перед собой, начал читать:
– «Он промчался через вестибюль, волосы у него были растрепаны, глаза дикие, заметив меня в окошечке, он очень испугался и выбежал на улицу».
– Хватит, хватит! Эта женщина нагородила Бог знает чего!
– Ты что-то темнишь, – сказал Маркус. – Сначала по собственной воле приходишь к девушке, а потом мчишься от нее со всех ног. Когда ты к ней шел, ты ведь мог заранее представить, что тебя ждет. Ты понимал, что она заговорит о женитьбе, и уже знал, что ты ей ответишь: ты на ней не женишься и ребенок будет записан внебрачным. Ты знал все, так что для тебя в тот день не было ничего неожиданного. Что же заставило тебя так поспешно ретироваться? Меня не покидает мысль о том, что случилось нечто необычное, чего ты не ожидал. Тут было совсем не то, к чему ты был готов, а что-то другое. Хотел бы я знать, что именно…
– Марк, уж не думаешь ли ты, что я убил ее? Ведь ты именно к этому клонишь…
На лбу у Поля Рено выступил пот.
– Прошу тебя! – умолял он. – Поверь мне! У твоих подозрений нет никакой почвы! Зачем мне надо было говорить девушке, что я на ней не женюсь, если я задумал ее убить?
– Какая чепуха!
– Почему?
– Откуда мы знаем, сказал ли ты девушке, что не женишься на ней…
– Но я сказал ей об этом!
– Это ты так говоришь!
– Да, пожалуй, ты прав, – прошептал Поль Рено.
– Я полагаю, в комнате не было свидетелей, которые могли бы подтвердить твои слова?
– Нет. Мы были одни.
– По словам консьержки, она видела тебя внизу около половины седьмого.
– Нет, неправда!
– Откуда ты это знаешь?
– Я хотел сказать… я не думаю, что было так поздно. И откуда эта женщина могла так точно знать время? И помнить все спустя девять лет? – спросил он недоверчиво.
– А ее не сейчас спрашивали.
– Когда же?
– Девять лет назад.
– Я не знал, что тогда велось судебное расследование…
– Ты уверен, что тебе нечего больше добавить, Поль?
– Абсолютно ничего! Я все сказал. Я поговорил с Марией-Терезой и ушел, а она после моего ухода покончила жизнь самоубийством. У вас есть какие-то сомнения?
– Есть сомнения в том, покончила ли она в действительности самоубийством.
– Что ты хочешь этим сказать? Она умерла от отравления газом, – твердо сказал Поль Рено. – Открыла газовый кран.
– Кто-то открыл газовый кран, это верно.
– Кто-то?! Она сама!
– Как я уже говорил, по этому поводу существуют разные мнения.
– Какие?
– Например, что эта девушка вовсе не кончала жизнь самоубийством.
– Что такое?
– Дело в том, что Мария-Тереза после родов была парализована.
– Парализована?
– А ты не знал этого?
– Нет… – Меня впустила в дом консьержка, я поднялся наверх и позвонил. Мария-Тереза спросила, кто там, я отозвался, и она крикнула, чтобы я вошел.
– Значит, не она сама тебе открыла?
– Нет, дверь была незаперта.
– Тебе не показалось странным, что она сама не подошла к двери?
– В первый момент – да, но потом я увидел ее, лежащую в кровати, и она сказала, что родился ребенок.
– Она не сообщила тебе, что парализована?
– Нет… А ты уверен в том, что она была парализована? – спросил Поль Рено. Он бросил беспокойный взгляд на Пьера Сакса.
– Мы знаем это точно, – ответил Маркус. – Есть свидетель, который присутствовал при родах. Он письменно свидетельствует, что двадцать первого июня утром, в день смерти Марии-Терезы, он был у нее и она не могла подняться с постели.
– Ну и что же? Что это доказывает?
– У нее была крошечная квартирка. Кровать находилась в жилой комнате, кухня – в нише, которую отделяла от комнаты занавеска. Кровать, встроенная в стену, находилась в пяти метрах от газовой плиты. Доктор официально заявил: девушка не могла без посторонней помощи преодолеть это расстояние.
– Заявление это доктор сделал сейчас? Оно основано на сегодняшней планировке квартиры? Но ведь ее за это время могли перестроить!
– Нет, доктор сделал это заявление сразу после смерти девушки, и сделано оно было в комнате, где все это произошло. В той самой комнате, где она погибла…
– Ты говоришь, «погибла», как будто установлено, что не она сама покончила жизнь самоубийством…
– Практически это установлено. Она не покончила жизнь самоубийством.
Маркус увидел, как лицо Поля Рено исказилось от ужаса.
– Марк, – сказал Поль Рено, – ты же не веришь, что это мог сделать я. Я поступил с ней непорядочно, согласен. Но не я первый, не я последний. В мире полно мужчин, которые вот так же попадают в постель к женщинам и не все они из-за этого совершают убийства.
Маркус вынул из папки очередной листок.
– Это заявление, сделанное мужчиной по имени Жан Нойон. Допускаю, что это имя тебе ни о чем не говорит.
– Абсолютно ни о чем!
– Естественно. Этот господин жил на одном этаже с девушкой, он говорит, что видел, как ты выходил из квартиры в тот вечер. Он поднялся наверх и вышел из лифта как раз в тот момент, когда ты выходил из квартиры. Ты это помнишь?