Когда Касуми оказалась в паре с Саваи, ее вдруг охватило незнакомое ощущение.
Она уже не раз танцевала с мужчиной, но подобное чувство возникло впервые. Можно сказать, что раньше она танцевала, не привнося в это никаких чувств. Его грудь в белой рубашке и ярком галстуке раскачивалась, словно поверхность воды в бассейне, и Касуми сосредоточенно смотрела на нее, как перед прыжком с трамплина.
Саваи сразу начал шутить. Касуми взглянула на белые нарциссы, стоявшие на полке с безделушками в углу гостиной. Саваи сделал поворот в танце, и она отвела взгляд от нарциссов. Недовольно подумала: «Не время смотреть на какие-то цветы».
«Чистые цветы. Саваи не такой. Но искренность не так уж и важна. Разве танцевать с ним неловко или противно?»
Она погрузилась в размышления, не обращая внимания на шутки Саваи.
Мелодия звучала три минуты. Касуми вспомнила, что хотела сказать за это время, и тут же напряглась, сердце заколотилось. Слова, которые она наконец выдавила, должны были прозвучать шутливо и легко, а получилось сурово и словно через силу:
– Знаете, господин Саваи, я как раз видела вас после Нового года на станции «Токёэки».
Саваи с невинным видом, будто не понимая, взглянул на Касуми:
– Э-э? Что значит «как раз»?
При виде такого притворства Касуми вспылила:
– Вот как?! Неужели забыли? До следующего танца постарайтесь вспомнить.
Музыка закончилась. Пластинка была долгоиграющей, они могли танцевать и разговаривать дальше, но Касуми быстро направилась к своему месту. Ее сразу же пригласил Одзаки. Касуми танцевала рассеянно и из его непрерывной болтовни не слышала ничего.
Касуми была довольна, что после окончания предыдущей мелодии, в перерыве, когда еще не затихли отзвуки музыки, ушла и бросила Саваи, встревоженного ее словами. Но чопорный тон, которым она задала вопрос, был непростителен. Это раздражало. Прямо упреки старой девы, сходящей с ума от ревности. Касуми была сама себе противна. Более того, теперь ей казалось, что, оставив Саваи без внимания на следующий танец, она получит обратный эффект. Наверное, у него в ушах все еще звучит сухой голос Касуми, и вдруг он истолкует все совершенно нелепым образом? Возникнет опасное заблуждение: Касуми его ревнует – значит «эта девочка в меня влюбилась»!
«Этого никак нельзя допустить. Я совсем, ничуть не ревновала».
Касуми готова была выкрикнуть это во весь голос и бросила грозный взгляд на Саваи. Тот беззаботно танцевал с Тиэко. По их виду незаметно было, чтобы они обсуждали случай на станции «Токёэки». Касуми немного успокоилась, но в душе клокотал гнев: как же так, человек, которого она пыталась мучить, чувствует себя легко и уверенно, а она, мучительница, нервничает.
Саваи заставил Касуми прождать целых четыре танца: только он собирался ее пригласить, как появлялся другой кавалер, и она уходила. Не то чтобы Саваи умышленно ее дразнил, но, когда они наконец-то смогли потанцевать второй раз, Касуми расхотелось идти с ним, и она старательно искала предлог для отказа.
– В горле пересохло. Не принесешь мне пунша?
Саваи налил из кувшина приготовленный Касуми алый пунш и, стараясь не столкнуться с танцующими парами, осторожно принес два стакана.
– Спасибо.
Он настороженно посмотрел на Касуми:
– Продолжим наш разговор. Я не понимаю твоих намеков. Говори яснее.
Саваи заговорил первым, у Касуми сразу улучшилось настроение, и она с легкостью описала события того вечера. Саваи выслушал и глубоко вздохнул:
– Вот как? Моя родственница могла обознаться – вдруг с той женщиной был не я?
– Не могла. Мы как раз вместе с ней тебя и видели.
И Касуми впервые назвала имя Тиэко.
– Да? Вместе с ней… – Саваи, мельком взглянув на танцующую Тиэко, вдруг рассмеялся: – Да уж, она тоже хороша! До сих пор молчала. Ну я попал. Ладно, сознаюсь. Это была гейша из Янагибаси[10].
Касуми понравилась эта откровенность. Она хотела добиться именно такого, явного, очевидного поражения. Значит, цель достигнута. Она сразу подобрела, прониклась сочувствием к раненой добыче.
– Понятно. Этого достаточно. Но та сцена очень меня впечатлила. Расскажи, что произошло.
– Что, здесь? – Саваи огляделся. – А где твой отец? Что, если он придет?
– Это такая тайна?
– Да, тайна. И работу я тогда прогулял, да и вообще такая глупость…
– Так расскажи об этом где-нибудь в безопасном месте.
Саваи, сохраняя беззаботное выражение лица, оценил все «за» и «против», точно загнанный в угол преступник, и с досады прищелкнул языком: