– И все-таки, пришла чертовка тигрица, – с горькой досадой воскликнул поселянин, ударяя кнутом заартачившуюся лошадку.
– Спокойно, я вооружен, – с достоинством заявил Орвейн, быстро вынимая из заплечного мешка ларец с пистолетами.
– Лучше убери, – сурово сказал поселянин. – Саблезуба можно убить, только попав в глаз. Промахнешься, только разозлишь. Есть в горах, говорят, один. Ему уже несколько раз в голову попадали. Да только пуля отлетает от черепа. Без толку разозлили зверюгу, теперь, говорят, людей жрет. А эта тигрица, слышь, молодая. Нас не тронет. Лошадку мою оприходовать может. Завалит передними лапами на бок и горло перекусит. И куда я спешил, жадный осел? Почему не дождался спутников?!
Наташа нащупала в глубине зарослей сознание молодого, голодного зверя. Совсем близко.
– Уходи, – отдала она приказ. – Нас нельзя трогать.
В этом странном приграничном мире ее способности поражали даже саму Наташу своим размахом.
Через несколько минут успокоившаяся Дара догнала путников серией прыжков. Точно летела над зарослями, так легко, почти не касаясь лапами земли, она бежала. Вспрыгнула на телегу. Тигрица ушла.
– Ох, пронесло, – облегченно выдохнул поселянин, вытирая пот со лба.
***
К вечеру путники подъехали к очередной таверне на тракте, каменной, в отличие от предыдущих, с каменной же оградой. Чем-то похожей на небольшой укрепленный замок. Хозяин, мускулистый высокий темноглазый мужчина с густой черной бородой, казался способным справиться с двумя-тремя разбойниками сразу.
– Могу я вечером развлечь ваших гостей игрой на аккордеоне? – вежливо спросила Наташа.
– Треть дохода мне, – коротко ответил громила-хозяин, пристально изучая щуплую фигурку музыканта.
Деваться было некуда. Пришлось соглашаться. И вечером в распахнутые окна таверны унеслась к морю сначала героическая музыка «Прощания Славянки», потом зажигательная композиция Хачатуряна «Танец с саблями». Но гвоздем программы стала увертюра к фильму «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». Дара в самых торжественных моментах прыгала в такт музыке на задних лапах, что несказанно усиливало впечатление. Благо, что общий холл, где шло выступление, обладал высоченным потолком.
– Я обычно сам играю на аккордеоне, – лениво изрек Орвейн какой-то молодухе, сразу к нему подсевшей. В тишине, наступившей на целую минуту после окончания увертюры, его наглые слова были хорошо слышны. – Но я на днях повредил руку. Теперь Тэссу приходится отдуваться за двоих.
Он еще что-то фантазировал, но оглушительные аплодисменты и грохот кружек по столам оборвали его выдумки.
– Э-э-э, господин трактирщик, – Наташа решила не обращать внимания на своего наглого спутника, – вы не могли бы предоставить мне комнату на первом этаже? Чтобы мы с Дарой не разлучались…
– Вот что, «парень», – заявил трактирщик, окидывая ее цепким взглядом так, что девушка сразу поняла, что ее тайна раскрыта. – Я не возьму с тебя обычный процент за этот вечер. И даже ночевать можешь за счет таверны. Вот сколько лет живу, такую игру впервые слышу, – и голос его сорвался под напором нахлынувших чувств. – Комнатку тебе выделю подходящую. Не зверь все же, понимаю, что бывают разные обстоятельства, – и сентиментальный трактирщик с намеком посмотрел девушке в глаза. – Только пойду, ворота закрою. Повадилась у нас тигрица с гор шляться после захода солнца. Так что окно не открывай, Тэсс, или как тебя звать…
Орвейн не вслушивался в ее разговор с трактирщиком. Ему так зазывательно улыбалась блондинка молодуха из местных, что парень весь был в предвкушении грядущего наслаждения.
Окна комнатки выходили на скалистую гряду, заросшую у подножия обычной здесь лавровишней. Солнце стремительно село, Наташа зажгла свет. В таверну подавалось электричество от небольшой гидростанции. Первый день путешествия измотал девушку, она заперла дверь, наскоро вымылась и приоткрыла окно, забыв о предупреждении хозяина таверны. Потушила свет и мгновенно заснула.
А проснулась от глухого рычания Дары. Та стояла на задних лапах, опираясь передними о подоконник. Ее черная шерсть сливалась с темнотой в комнате, но на свесившуюся из окна морду падал лунный свет. Сверкали белые клыки, искрились любопытством глаза. Наташа подошла к подоконнику и выглянула наружу.