– Добрый день, Натали, – тихо поздоровался с ней старший ди Каллайн, глядя, как мило улыбаются друг другу его средний сын и назначенная по ходатайству этого сына главная сестра госпиталя. – Я не знаю, каковы ваши дальнейшие планы, но очень хочу вас попросить, не мучить больше Риогана.
Девушка отвела глаза от упомянутого мученика и встретилась с пронизывающим взглядом его отца. – Я понимаю, у вас было не простое знакомство. Мой сын – вообще сложный человек. Но если уж решили уходить, то уходите, – жестко добавил он. – Уходите сразу. Я не дам вам больше причинять ему боль.
В другой ситуации Наташа, возможно, и обиделась бы. Но сейчас в глубине золотистых глаз застыли тревога и искреннее страдание. И, отвечая на чувства, а не на слова, она сказала, чуть улыбнувшись.
– А, может быть, с третьего раза я решила остаться навсегда, а вы меня прогоняете. Думаете, это правильно?
Принц еще раз посмотрел на воркующую с его напряженно застывшим сыном Розалинду и неожиданно предложил руку невестке.
– Пойдемте, я хочу вам кое-что показать.
Наташа положила кончики пальцев поверх рукава его темно-синего с золотом мундира, и они торжественно проделали несколько шагов до входа в жилые покои, примыкавшие к Морскому министерству.
Входя в здание, девушка неожиданно для самой себя обернулась на секунду и перехватила мрачный взгляд Риогана, пристально смотревшего ей вслед. Розалинда что-то оживленно объясняла и раскрепощенно махала руками, напрасно пытаясь привлечь внимание графа ди Каллайна.
– Смотрите, Натали, – его высочество подвел девушку к одной из дверей в коридоре и отпер дверь своим ключом. – Это мастерская моего сына. Возьмите ключ, – принц пронзительно остро глянул ей в глаза. – Я очень рискую. Но все же надеюсь, что не добью Риогана своим неумением хранить его секреты.
И он оставил девушку одну в большом, светлом помещении, вдоль стен которого стояли десятки картин и набросков. Оказалось, что, по большей части, Риоган рисует не в стиле примитивизма, а вполне реалистично, великолепно передавая форму, цвет и фактуру объекта. И на всех карандашных работах, на нескольких картинах маслом, на множестве акварельных работ была изображена она, Наташа Орлова, Натали ди Каллайн. Она в бронзового цвета платье и опаловых фамильных украшениях, доверчиво входящая в зал для приемов с видом: «посмотрите на меня, какая я». Она, томно лежащая в оазисе, с цветами фиалок в пышных волосах, веером, рассыпавшихся вокруг тела. Она в виде богини весны принимающая поклонение зверей, прекрасная как мечта. Она, скачущая на огромном пустынном драконе, хрупкая, решительная отважная…
И как он успел столько написать за какой-то месяц?
Обнаженную натуру Наташа заметила не сразу, но как нормальный художник, Риоган без нее обойтись не мог. Одна сцена и вообще была написана маслом, как раз та, где он страстно обнимая и целуя девушку, практически сорвал с нее с одежду. И именно этот момент он бережно сохранил в памяти. Ну ничего себе! Но в картине не оказалось ничего вульгарного, чем-то она напоминала скульптуры Родена. И девушка, забывшись, чуть ли не полчаса рассматривала только эту работу. И уже отставляя ее, подумала, что она зря не доверяла Риогану. Человек, который видит мир настолько прекрасным, достоин абсолютного доверия.
Только под вечер Наташа смогла оторваться от картин, написанных ее мужем, каждая из которых была как признание в любви. И тогда она вспомнила, что многие творческие люди, выплескивают чувства в свои работы, как бы оставляя их там. И дальше живут другой жизнью. А в этой мастерской столько было выплеснуто, что невольно возникал тревожный вопрос, а осталось ли еще что-то собственно в душе Риогана ди Каллайна?
Первый же встреченный девушкой слуга сказал, что его светлость уже вернулся и находится в своих покоях. У закрытых дверей Наташа остановилась, но потом вспомнила, что она девушка, которая не сдается, и решительно вошла в покои игнорирующего ее мужа.