— Вы великолепны и очаровательны, о, Рита! — вскочил вслед за мною побледневший Серпент и приложился к ручке женщины, несмотря на то, что она была в перчатке.
— Присоединяюсь ко всем произнесённым комплиментам, — улыбнулся Прокл, встал и поклонился. — Вы, — само совершенство!
— Так, я сейчас, пожалуй, буду пылать, а потом окончательно сгорю от целого букета изысканных комплиментов! — звонко рассмеялась Рита.
— Этот букет далеко не последний, — радостно произнёс Серпент, пожирая Риту глазами. — Все цветы мира только для вас!
— О, спасибо! Для меня честь удостоиться внимания такого изысканного джентльмена!
— О чём вы?! — возмутился Первый Господин. — Для меня честь смотреть на вас и наслаждаться вашей волшебной улыбкой, и слышать ваш голос, который, как в раю!
— Спасибо ещё раз за комплименты, — Рита внимательно и оценивающе посмотрела на Серпента.
— Это не комплименты. Это пока всего лишь их жалкое подобие!
— Господа и дамы, — решительно прервал я изысканную беседу, возвращая парочку с небес на землю. — Что будем пить и есть?
— Я была бы не против шампанского! — подняла ручку Рита.
— Я за коньяк! — усмехнулся Прокл.
— Я тоже за него! — воскликнул Серпент, находясь в эйфории, и не спуская глаз с женщины.
— А вот мне хочется водки и селёдки, — решительно заявил я.
— Фи, как грубо и банально! — рассмеялась Рита.
— Подчас именно что-то банальное бывает очень своевременным и важным, — сказал я.
— Может быть, — сморщился Серпент. — Я предлагаю не погрязать в словоблудии, а выпить. У меня есть тост. Но, предупреждаю, он отнюдь не краток.
— И хорошо! Слушаем вас! — весело захлопала женщина в ладошки.
— Но перед тостом нашего уважаемого Серпента я хочу почитать одно стихотворение, если позволите, — сказал я, вглядываясь во влажный и серый воздух за тусклым окном.
— Мы не против, — усмехнувшись, произнёс Прокл.
— Так вот… Жила когда-то, то ли в пятом, то ли в шестом веке, одна женщина. И была она поэтессой. И звали её Оно Комати. И написала она как-то после неудачного любовного свидания, теряя мужчину и надежду:
— И в чём заключается тост? — после долгого и затяжного молчания произнесла Рита.
— Он заключается в том, что главное в нашей жизни, — любовь! Неужели не понятно!? — вспыхнул Прокл. — Потеряешь её, потеряешь всё!
— Вообще-то, стихи о краткости бытия, — горько усмехнулся я.
— Вы не правы! Стихи об уходящей и ушедшей любви! — возмутилась женщина.
— Спокойно, не горячитесь, — усмехнулся Серпент. — Женский ум очень сложная штука.
— Да уж! Если он есть! — поморщился Прокл.
— Ну, а каков будет ваш тост, господин Серпент? — нахмурилась Рита и не стала вступать в полемику.
— Я не намерен далее рассуждать пространно. Увы, мой тост будет сравнительно кратким.
— Слава Богу! — вздохнул я.
— Если ты потерял деньги, то не потерял ничего. Если ты потерял друга, то потерял половину. Если ты потерял надежду, то ты потерял всё! Так выпьем за надежду, за эту загадочную и весьма капризную даму!
— За надежду!!!
— За здоровье! За вечную жизнь! — воскликнул Прокл.
— Что?! — насторожились мы с Серпентом одновременно.
— За вечность! — беззаботно рассмеялся Прокл.
— Вы знаете, мне почему-то пришла на ум одна история, — ухмыльнулся я.
— Просим, просим!
— Академик Александр Александрович Богомолец занимался вопросами геронтологии. Он утверждал, что человек может и должен жить до 150 лет. Сталин очень внимательно следил за его работой, и ему не отказывали ни в каких средствах. В 1929 году он стал академиком АН УССР, в 19832 — АН СССР, в 1941 году — Лауреатом Сталинской премии, в 1944 году — академиком Академии медицинских наук и Героем Социалистического Труда. Когда в 1946 году Богомолец умер 65 лет от роду, Сталин сказал: «Вот жулик! Всех обманул!».
Компания дружно и искренне захохотала, разбудив толстого и небритого мужика, который дремал за соседним столиком. Он мутно и с ненависть посмотрел на нас и выдал воистину сакраментальную, глубоко философскую и весьма своевременную фразу: «От старости лекарства нет и зелье от неё — могила!».
После этого мужик уткнулся лицом в недоеденный салат и то ли захрапел, то ли захрипел.
Мы все скорбно помолчали. Настроение было испорчено.