— «Так… Понятно. С этой сукой я разберусь несколько позже!», — жёстко произнесла Милли.
— «Я тебе разберусь! Так разберусь, что мало не покажется!», — нервно вскочил Серпент.
— «Тише, тише, Господа», — мягко сказал я. — «Всё очень хорошо, всё замечательно».
— «А, вообще, ты хотя бы поблагодари Александра за возвращение этих чёртовых Сгустков, дура!», — снова вспыхнул Серпент.
— Я не дура! Сколько можно!? — возмутилась Милли, как всегда внезапно и бесшумно возникнув возле нашего стола.
— А я не Александр! — мрачно насупился я и снова с удовольствием сделал глубокий глоток коньяка. — Неужели не понятно, что я — Альтер!?
— Санечка, спасибо тебе за всё, — вздохнула Милли. — Можно мне задать тебе один вопрос?
— Я весь во внимании, моя любовь!
— Котёнок мой! Самый обожаемый, самый умный, самый красивый и желанный на свете мужчина!
— О, да!
— Счастье моё!
— Да, да, моя радость! Солнце и звезда! Моё светило, неустанно и призывно горящее в далёкой и таинственной вышине!
— Именно в далёкой…
— И так, каков будет Ваш, моя царица, самый простой вопрос! — улыбнулся беспечно и легко я. — Внимательно слушаю!
— Ну, когда же мы с тобой, с мерзавцем, сволочью, подлецом и занудой, а, возможно, и с импотентом, наконец-то, трахнемся!? А?! Неужели так сложно удовлетворить любящую и любимую женщину!? Ты весьма успешно поимел целый легион баб до меня и после меня!
— Был грех, но он более никогда не повторится в будущем!
— Но, а как же и когда я, наконец, вступлю в этот бессмертный и бесконечный список жриц твоей любви?!
— Милая!
— И когда же я гордо возглавлю его!?
— Не горячись, любимая.
— Как же мне не горячиться?! Назовём этих мерзких тёлок «избранницами неба» или «легионом счастливых дам?». А может быть, — «самых прекрасных из прекрасных?!». Или, — «самых счастливых?!».
— Держись, крепись, надейся и жди…
— Ну, ты и мудак!
— Да, я такой…
— Ну, ты и сволочь!
— Повторяешься, дорогая. Но в списке будь!
— Боже, как можно терпеть этого негодяя!?
— Милли! — не выдержал Серпент.
— Ничего, ничего! Терпению приходит конец только тогда, когда исчезают чувства! — усмехнулся я.
— Милый мой, любимый! Никогда не исчезнут мои чувства к тебе! И наплевать мне на всё и на всех! И пошли все на хрен! Вовеки веков! Живи и здравствуй! И иногда вспоминай обо мне! И помни мою рыжую чёлку, и тонкий запах мимозы, и руку мою невесомую, и глаза цвета утреннего янтаря запомни на века, и нерешительность мою на грани непонимания вспоминай. И трепет души и тела помни, который я всегда ощущала рядом с тобой. Всё помни! — вдруг заплакала навзрыд Милли.
— Я есть продолжение тебя и всё прекрасно помню! — засуетился я. — Любимая моя, самая драгоценная женщина! Не плачь! Умоляю!
— Прощай! — Милли исчезла.
— Как, почему?! — вознегодовал я, безнадёжно посмотрел в потолок и вдруг увидел сквозь него бескрайнюю высь!
— Как? Почему? — усмехнулось мне сумрачное, багровое и очень низко летящее неизвестно куда, небо. — А потому! Так тебе и надо!
— Я согласен! — воскликнул я. — За всё готов ответить и заплатить!
— За всё!? Ты уверен?!
— Да! О, сколько всего глупого и непонятного я совершил в своей жизни! Я наделал столько ошибок! Дай мне знак, Господи, или кто-то иной, приближённый к Небесам! Прощения жажду и ничего более!
— Его пока не будет…
— Ну, не будет и не будет, — тоскливо произнёс я.
— Но, это — «пока!».
— Что?!
— То самое!
— Что?!
— Жди, трепещи и надейся! Но, а, в обще-то, сильно не напрягайся. Всё придёт к тебе плавно и своим чередом. Ты слышал довольно известную притчу об одной обезьяне?
— Может быть… Внимательно слушаю.
— Жила была одна обезьяна… Сидела она на берегу великой реки и задумчиво смотрела на текущую мимо неё воду.
— Великолепное начало!
— Заглохни!
— Всё! Молчу, молчу! И что было далее?!
— Плыл мимо крокодил.
— И что, он съел обезьяну?!
— Да, нет… Кто же ест обезьян?!
— Какие-то извращенцы, возможно. Но не мы, нормальные люди или не совсем люди… — тягуче задумался я. — Как можно есть, якобы, ближайших родственников.
— Почему «якобы»? Ты что, не веришь в теорию эволюции?
— Не верю!
— Ладно, это твой выбор. Но ты прав. Какая может быть эволюция? Есть Создатель и никого, кроме него, способного к созиданию, не существует. Мы лишь его кратковременное и зыбкое продолжение. Тени в раю, или в аду. Больше всего нас, этих теней, присутствует именно в последнем месте…