Крупное лицо Бедлоу побагровело от смущения и гнева.
— Я не должен все это выслушивать! Я уже сказал, что разнесу вас на куски, и я сделаю это! Вы не смеете так разговаривать со мной и выйти сухим из воды!
Внезапно он понял, что дальнейшие разговоры бесполезны. Они только приводили его в бешенство. Поэтому он резко повернулся и пошел к двери кабинета.
И ударился о дверь носом.
Дверь должна была открыться автоматически при его подходе, но не сделала это, осталась закрытой — твердо, целеустремленно закрытой.
Буквально кипя от страха, гнева, позора и ненависти, Бедлоу развернулся и выхватил из кармана пистолет.
— Немедленно откройте дверь, Мюзертон, — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Откройте ее или, видит бог, я всажу в вас пулю!
— Я очень сомневаюсь, действительно сомневаюсь, что вы станете стрелять, — заверил его Мюзертон. — Конечно, у вас есть возможность разрушать то, чего вы боитесь. А прямо сейчас вы боитесь меня и Институт больше, чем чего-либо другого в мире — возможно, за исключением себя самого.
— Да будьте вы прокляты! — взревел Бедлоу, и тут же раздался хлопок выстрела.
— Ладно, — рявкнул в ответ Мюзертон. — Возьмите его.
Дверь позади Бедлоу бесшумно открылась, пока он стоял, ошеломленно глядя на свой пистолет, и два человека схватили его за руки. Бедлоу вырвал у них руку и снова выстрелил в бессильной злобе.
— Холостые патроны! — обвиняющим тоном прошептал он затем.
Затем произошла возня, когда он попытался отбиваться от двух здоровенных охранников Института, державших его, и Бедлоу, несмотря на свой немалый вес, ничего не смог с ними поделать. Один из охранников вывернул ему руку, и пистолет упал на пол. Тут же магнитные наручники сковали его запястья.
Бедлоу неподвижно застыл, хоть охранники уже отпустили его, и тупо глядел на наручники. Он знал, что если попытается дернуться, то, более чем вероятно, получит жестокий удар электрического разряда, который бросит его на пол.
Постепенно гнев покидал его, но не из-за страха. Затем он посмотрел на Мюзертона.
— Что вы собираетесь сделать?
— Мне очень жаль, что я вынужден был заставить вас взорваться, но это было необходимо, — голос психометриста звучал почти что примирительно.
— Что вы собираетесь сделать? — повторил Бедлоу.
— Провести вам процедуру психотомии. Вырезать из вас этот маниакальный страх. Мы не станем — хотя и имеем возможность — уничтожать обычный страх, который чувствуют все во время опасности. Но вы утратите свой гипертрофированный страх, точно так же, как и ваша жена.
— Вы не можете этого сделать, — тупо пробормотал Бедлоу.
Но это был всего лишь символический процесс, все выглядело так, словно он уже сдался.
— Боюсь, что можем, — сказал Мюзертон. — Контракт столь же касается вас, как и вашей жены. Муж и жена — одна сатана с точки зрения закона, знаете ли. И вы — часть ее проблемы, так же, как часть проблемы, которая есть у вас обоих.
Бедлоу впился в него взглядом.
— Когда я выйду отсюда, то уничтожу вас, — сказал он. — Если я перестану бояться вас, то не остановлюсь перед тем, чтобы уничтожить весь Институт.
— Нет, — сказал доктор. — Люди уничтожают только то, чего боятся. Когда страх пройдет, у вас не будет никакой причины ненавидеть или боятся нас. Вы что же, считаете, что мы впервые решаем проблемы людей, подобных вам? Неужели вы думаете, что до сих пор нам никто не угрожал? Угрожали, могу уверить вас. И все же, ни один из наших пациентов впоследствии не испытывал к нам ненависти.
— Потому что у них просто не было мозгов, — сказал Бедлоу, частично возвращая себе прежнее состояние духа.
— У вашей жены тоже нет мозгов? И вы думаете, что нет мозгов у меня? В свое время я прошел через то же самое, Бедлоу.
— У моей жены появится вопрос, где я, — в отчаянии сказал Бедлоу. — Да, у нее появится вопрос, что происходит. Она знает, что я поехал сюда. Вам не сойдет это с рук, Мюзертон.
— Да-да, я знаю, что ты поехал сюда, — раздался позади него тихий голос.
Он рывком повернул голову.
— Диана!
Она не улыбалась, но на лице ее была написана нежность.