Слишком опьяненная, чтобы понять, что он пытается сказать, ее глаза сжимаются в замешательстве, и она приоткрывает губы, словно собираясь что-то сказать. Но когда его толщина снова наполняет ее, почти до боли, из нее вместо этого вырывается пронзительный, медленный стон.
— А-ах, та-ак хорошо, Саске. Пожалуйста, не останавливайся.
Он вырывается, прежде чем снова войти в ее горячее ядро, сжав челюсти в попытке сдержать стон от ощущения.
— Я никогда не должен был… — Повторяет он снова и снова, не в силах как следует собраться с мыслями в пьяном угаре. — Я никогда не должен был говорить… я никогда… не должен был… я никогда…
Сакура хватает его за лицо, в ее глазах мелькает туманная тревога, прежде чем она мягко успокаивает его.
— Ш-ш-ш, все в порядке. — И она не совсем понимает, о чем он говорит. Но она знает, что хочет, чтобы он трахнул ее сильнее.
— Сильнее, Саске. — Она шепчет ему в губы, и голос срывается, когда она начинает хныкать. — Трахни меня сильнее. Пожалуйста.
При бессмысленной мольбе в ее глазах он неохотно проглатывает свое сожаление.
Саске внезапно отстраняется от нее.
В ее остекленевших глазах мелькает тревога.
— Саске?
Он входит в нее с такой силой, что каркас кровати вдавливается в стену, вонзаясь в нее своим членом так быстро, глубоко и так сильно, как позволяют его силы. Она вскрикивает, ее тело содрогается от каждого безжалостного толчка его бедер.
— Да!
Прижимая верхнюю часть своего тела к ее, с задней частью ее бедер, зажатой между их телами, он небрежно целует ее, пробуя ее на вкус, когда он толкает ее в матрас, чувствуя, как становится сильнее с каждой прошептанной мольбой, которую она произносит между их губами.
И снова этот тихий голосок в глубине его сознания придирается к нему, говоря, что это за гранью дерьма. Так неправильно. Что, когда он проснется завтра, все, что он когда-либо строил между собой, Сакурой и Наруто, будет разрушено навсегда.
Голос кричит сквозь его затуманенное сознание; что они не должны заниматься сексом в нетрезвом виде и вообще не должны заниматься сексом. И не только они не должны заниматься сексом, но и их первый раз не должен быть этой звериной пьяной катастрофой, порожденной чистым порывом и нездоровыми подавленными чувствами.
Они представляют собой полный беспорядок, движимый стремлением одного мужчины к любви и капризным желанием одной женщины.
Но он только вонзает свой член в нее сильнее, глубже, быстрее, быстрее, быстрее, кряхтя от восхитительного удовольствия, переливающегося по нему с каждым движением его бедер. Заставив ее ноги отступить еще дальше и предоставив ему более широкий доступ к ее обнаженному цветку, он пользуется возможностью, чтобы полностью вырваться. Прежде чем она успевает возразить против внезапной потери, он опускает голову и облизывает влажные губы между ее бедер.
Сакура вздрагивает от этого ощущения, поднимая голову, чтобы посмотреть, как его язык скользит по ее телу. Он сжимает ее чувствительный бутон губами, прежде чем облизать языком с такой скоростью, что ее бедра дрожат и борются под его хваткой.
С его пальцами, крепко обхватившими ее бедра сзади, Сакура покачивает бедрами в притворном сопротивлении, зная, что не сможет убежать от него, даже если попытается. Мелькает мысль о том, что он насильно сдерживает ее, заставляет ее ядро пульсировать. Когда она открыто борется с его хваткой, он крепче прижимает ее бедра к груди, впиваясь пальцами в ее плоть и безжалостно поглаживая ее нижние губы.
— Не останавливайся, — умоляет она, зарываясь пальцами в его волосы и хватая его шелковистые темные локоны.
Саске хрипит от ее яростной хватки, пока его язык танцует вокруг нее, без колебаний слизывая ее соки. На вкус она сладкая и соленая; вкус, который он был бы не прочь пробовать каждую ночь до конца своей жизни.
Внезапно он останавливается, чтобы посмотреть на нее сверху вниз; на чистый экстаз на ее лице, приоткрытые губы, эйфорию, припудрившую изумрудные глаза под тяжелыми веками.
Злая ухмылка поднимает его губы.
А затем он приподнимается, вытирает рот тыльной стороной ладони, направляет свой член обратно в ее ноющее отверстие, прижимает ее бедра к ее груди и одним движением бедер снова погружается в нее.
Запрокинув голову, она испускает пронзительный крик.
— Са-аске! — Каждый крик его имени прерывается жестоким толчком. Кожа яростно шлепается о кожу, изголовье кровати бьется о стену, пружины скрипят, и она продолжает кричать. — Да! Саске! Сильнее! О, боже! Блять!
Он трахает ее быстро и жестко, как она умоляет его, позволяя шести годам накопленного разочарования водить бедрами, которые злобно упираются в нее.
Саске задает неумолимый, почти карательный темп, который сводит ее с ума, зеленые глаза закатываются, а руки слепо летят, чтобы ухватиться за что-нибудь в пределах досягаемости. Постоянное влажное хлюпанье в том месте, где они соприкасаются, и плотные стены ее ядра, сжимающиеся и разжимающиеся вокруг него, заставляют самого Саске терять рассудок.
Он наклоняется, чтобы целомудренно поцеловать ее в губы, прежде чем отстраниться, и капля пота капает с кончика его носа на ее. Энергия, о которой он даже не подозревал и не осознавал, толкает его бедра вперед, мышцы сгибаются и напрягаются, когда все его тело работает, чтобы бесчувственно трахнуть любимую девушку.
— Пожалуйста! — Сакура умоляет, откидывая голову назад, в уголках ее закрытых глаз появляются слезы. — О, боже… Са-аске! Пожалуйста! Я… так близко!
В своем измученном состоянии он не может не заметить, что в реальной жизни она звучит намного лучше, чем когда-либо в его самых смелых мечтах — ее мольбы сопрано в его ухо заставляют его желудок сжиматься при приближении его освобождения.
И когда стенки ее ядра колеблются вокруг его длины, она разваливается под ним с пронзительным криком, ногти глубоко впиваются ему в спину и царапают лопатки. Острая боль от царапанья ногтями его гладкой кожи только усиливает удовольствие. Пальцы ее ног скручиваются по обе стороны от его головы.
Лишь через несколько секунд Саске, наконец, теряет себя.
Его глаза расширяются, прежде чем он зажмуривает их, крик срывается с его губ, когда он прячет лицо у нее на шее. Он напрягается, член пульсирует глубоко внутри нее, когда между его ног вспыхивает что-то теплое и эйфорическое. Оргазм пронзает все его тело, взрывной жар пронизывает каждую сокращающуюся мышцу.
Звезды мелькают под его закрытыми веками, глаза закатываются, когда он наконец отпускает то, что отчаянно сдерживал почти сорок пять минут подряд. Он скулит ей в шею; глубокое, прерывистое мычание удовольствия вибрирует на ее коже, когда он переживает самый мощный оргазм, теряясь в небесных облаках завершения.
Саске тихо стонет, когда наконец выходит, член все еще покалывает и дергается от последствий. На мгновение, все еще прижимая ее бедра к ее груди, он откидывается назад и смотрит, как его жидкость вытекает из ее тела и стекает вниз.
Она моя, пьяно думает он, совершенно иррационально. Не его. Она никогда, блядь, не была его.
Он наклоняется, чтобы нежно поцеловать ее клитор, массируя заднюю часть ее ушибленных бедер, извиняясь за свою грубую хватку.
Позволив ее ногам упасть на матрас по обе стороны от него, он рухнул на нее со вздохом облегчения. Она, не теряя времени, обвивает руками его потное обнаженное тело, зарываясь лицом в его волосы.
— Я… — Учиха тихо выдыхает, чувство вины пронзает его сознание так же быстро, как молния, — я не хотел быть таким грубым…
— Все хорошо. — Шепчет Сакура, проводя пальцами по его волосам и слегка почесывая кожу головы. Саске внутренне мурлычет от этого ощущения, уткнувшись носом в изгиб ее шеи и оставляя ленивые влажные поцелуи под ее челюстью, слизывая соленый блеск пота на ее коже.