Маленькие моменты, которые они разделили, поражают его, когда он меньше всего этого ожидает. Мучают его, насмехаются над ним — шепот простых воспоминаний, которые имеют значение, которое в любом нормальном уме они не имели бы.
Воспоминания только усиливаются в ее отсутствие, пробуждаясь к жизни в каждом уголке его сердца, каждое из них становится невыносимым напоминанием о том, что он потерял.
В библиотеке он не может прочесть ни строчки своих заметок, не услышав ее пьяного хихиканья, не может выделить ни одной фразы своей книги, чтобы ее душераздирающие рыдания не отозвались эхом в его ушах…
Его локти опускаются на стол, и он прячет лицо в ладонях, плечи напрягаются от осознания того, что ничто между ним и Сакурой уже никогда не будет прежним.
Ему кажется, что он сошел с ума.
Он ненавидит себя.
Он пошел и выкопал себе могилу под ногами.
Странные взгляды других учеников вокруг него остаются незамеченными.
***
Дни сливаются в недели, и, прежде чем они оба это осознают, проходит еще три недели.
Ни один из них не говорит.
Ни один из них не смотрит в глаза.
Дошло до того, что желудок Саске переворачивается еще до того, как он войдет в квартиру, зная, что холодное безразличие Сакуры будет ждать его по другую сторону их входной двери.
Он так много хочет сказать, проходя мимо ее шаркающей фигуры на кухне, его взгляд скользит по спине, которая теперь навсегда отвернулась от него.
Но он проходит мимо, засунув руки в карманы и опустив голову, проглатывая каждое слово.
Саске не совсем винит ее за то, что она отказывается говорить с ним; это неловко, это странно, это неудобно. Он постоянное напоминание о том, что она обманщица — ей легче притвориться, что его не существует, чем признать свою вину.
Он бы разозлился, если бы не поступал так же. Как бы он ни отчаянно хотел поговорить с ней, он этого не делает.
Вместе они образуют неизмеримую дистанцию, скованную трусостью и нежеланием общаться; полная противоположность их предыдущей дружбе.
Он начинает задаваться вопросом, сможет ли он просто отпустить ее, сумеет ли он закрыть ее на всю оставшуюся жизнь, как она, кажется, делает с ним. В конце концов, Саске знает, что безумно любить девушку, которую он никогда не сможет получить, — это эмоциональное самоубийство. Это нездорово, это пиздец, это все, что с ним не так.
Он никогда не чувствовал такой агонии; она ненавидит его всеми фибрами своего существа. Это так же сбивает с толку, как и унизительно, знать, что одна девушка имеет над ним такую власть. Он болен чувством вины, ему противна его растущая одержимость.
Наконец, Саске приходит к выводу, что больше не хочет ее любить.
Поэтому он пытается представить себе жизнь без нее, доходит до того, что он ищет новую квартиру, одержимый тем, чтобы никогда не оглядываться назад, и полон решимости выбросить все шестнадцать лет их дружбы.
Но когда он случайно открывает вкладку обмена мгновенными сообщениями между ними двумя, у него перехватывает дыхание, когда он видит ее последнее сообщение, датированное всего за два дня до их связи:
— Удачи на экзамене, Саске! У тебя все получится, как всегда!
Над ним ее фотография, она держит знак мира и улыбается так до боли красиво, что Саске вынужден закрыть свой ноутбук.
***
Наруто заметил. Сначала блондин, вероятно, подумал, что у них просто глупая ссора, поскольку в прошлом у них было всего одна или две настоящих ссоры. Но, естественно, мелкие иррациональные распри между ним и Сакурой никогда не длились больше дня или двух. И никогда не было ничего более серьезного, чем их нынешнее затруднительное положение.
Впервые Сакура разозлилась — по-настоящему разозлилась — на него, когда им было по семнадцать.
Это было на какой-то вечеринке, и к тому же дурацкой. Он, Наруто и Сакура решили задержаться, немного выпить, повеселиться в течение нескольких часов, а затем отправиться домой.
Ничего сумасшедшего.
В то время Итачи только купил ему его первую машину; шикарная гладкая тачка, от которой Саске чуть ли не подпрыгивал на ступнях, чтобы вести ее.
И поэтому он довольно великодушно предложил быть их назначенным водителем, и, поскольку они пили несовершеннолетние, на него была возложена явная ответственность следить за тем, чтобы с кем-либо из них ничего не случилось.
Но тут кто-то предложил ему выпить. И молодой, наивный семнадцатилетний Саске, который никогда раньше не выпивал больше четырех рюмок за один присест, решил, что одна рюмка не повредит.
Одна рюмка превратилась в восемь, и когда ночь закончилась и пришло время идти, Саске, шатаясь, подошел к водительской стороне своей машины, припаркованной на обочине, ключи почти царапали черную полированную краску, когда он в пьяном виде пытался втиснуть ключи в дверь. замок.
— Что, черт возьми, ты делаешь?! — Со ступенек крыльца донесся вздох Сакуры.
Саске пренебрежительно махнул рукой, окликнув ее через двор.
— Я позвонил своему брату и сказал, чтобы он забрал тебя.
Он намеренно пропустил Наруто, мелкая злоба просочилась сквозь его опьянение.
— Ты сказал Итачи, что мы пили?!
Саске покачал головой, прежде чем, пошатываясь, рванулся вперед, схватившись за капот своей машины, чтобы сохранить равновесие.
— Нет, я просто… — Затем он начал спотыкаться назад, вытягивая руки, чтобы сохранить равновесие. — Я сказал ему, что тебя нужно подвезти. Я не могу рисковать, отвозя тебя домой, Сакура. Мой брат благополучно доставит тебя домой. Я… немного выпил, но я вполне могу доехать до дома.
Он даже не успел объясниться, как она прошла через двор, сжав кулаки. Она обогнула его машину, гневно нахмурив брови. С завитыми волосами, накрашеными губами и в укороченной рубашке она выглядела как богиня гнева, пришедшая, чтобы обрушить на него божественное наказание.
— Ты хочешь сказать, что собираешься ехать домой пьяным?!
— Я не пьян, — пробормотал он, покачиваясь на собственных ногах, гораздо более пьяный, чем он думал тогда. — Всего несколько рюмок. Я не оставлю здесь свою новую машину.
Сакура схватила его за воротник черного свитера и потянула вниз, ярость сверкнула в ее сияющих зеленых глазах, когда она приблизила его лицо к своему.
— Ты что придурок?! Ты совсем пьян, Саске!
— Нет, — сердито настаивал он, пытаясь оторвать ее изящные руки от своей груди. Когда она не отпустила его, его собственный гнев вспыхнул, эмоции усилились под влиянием. — Отпусти меня, Сакура!
— Нет! — Ее кулак сильнее сжал ткань, решив удержать его на месте, потому что она знала, что если отпустит, он попытается забраться в свою машину. — Ты никуда не поедешь!
— Отпусти, Сакура! — Он тянул и тянул, но либо его сила была ослаблена алкоголем, либо она обладала смехотворно ужасающей силой.
— Ты закончишь тем, что, черт возьми, убьешь себя!
— Я же сказал тебе, что я чертовски в порядке, Сакура!
Но когда Саске, наконец, удалось оторвать от себя ее руки, он потерял равновесие, внезапное ослабление сопротивления отбросило его назад. Он тяжело упал на дорогу, ударившись головой об асфальт. Сакура в считанные секунды опустилась на колени рядом с ним.
— Боже мой, Саске! У тебя все нормально?! Мне очень жаль, я не хотела!
Как следует разозлившись, он оттолкнул ее беспокойные руки, прежде чем сердито схватил ключи, выпавшие из его рук, и снова встал на ноги. Он сунул ключ в замок, явно игнорируя хватающие руки Сакуры, когда она пыталась оттащить его от двери.