Глава сорок седьмая
Мы были несовершеннолетними.
Так что по закону мы считались невиновными по определению, не подлежали ответственности за свои поступки, как будто каждый, кому не исполнилось восемнадцати — душевнобольной, не умеющий отличить хорошее от плохого. Наши имена не разглашались. На нас не заводили уголовных дел, и процесс проходил за закрытыми дверьми.
Это казалось мне странным, но раз уж мы были лишены прав взрослых, думал я, естественно, что и ответственность как взрослые мы нести не могли.
Естественно, только если ты не Мэг или Сьюзен.
Донни, Уилли, Рупор, Эдди, Дениз и я попали в суд для несовершеннолетних, и меня со Сьюзен оправдали. Не было ни обвинителя, ни адвоката, только федеральный судья Эндрю Сильвер, и кучка психологов с социальными работниками. Они горячо обсуждали, что делать с каждым из нас. С самого начала их решение было очевидным. Донни, Уилли, Рупора, Эдди и Дениз отправили в центры содержания несовершеннолетних — сейчас это называют реформаториями. Эдди и Дениз всего на два года, так как они не принимали непосредственного участия в убийстве. Донни, Уилли и Рупора — до восемнадцати — самое суровое наказание в те дни. В восемнадцать их должны были выпустить и уничтожить дела.
Поступки ребенка не должны преследовать взрослого.
Сьюзен взяла на воспитание семья из другого города, далеко, у озер.
Благодаря ее показаниям и тому, что в ювенальном праве нет такого понятия, как соучастник, меня вернули на попечительство родителей и назначили психиатра — вежливую женщину, похожую на школьную учительницу. Ее звали Салли Бет Коннор, она приходила ко мне раз в неделю, потом — раз в месяц, и так около года. Она всегда была озабочена моим «прогрессом» в «работе» над тем, что я видел и делал — и не делал тоже — и в то же время всегда клевала носом, будто бы сталкивалась с таким миллион раз и, вопреки здравому смыслу, безо всякой причины желала, чтобы родители были со мной построже, или чтобы я налетел на них с топором, дабы у нее был повод впиться в меня зубами. Прошел год, и ее визиты прекратились. Месяца через три я стал по ней скучать.
Больше я никого из них не видел. По крайней мере лично.
Некоторое время я переписывался со Сьюзен. Ее кости срослись. Приемные родители ей нравились. Она смогла с кем-то подружиться. Потом она перестала писать. Я не спрашивал почему. Я ее не виню.
Родители развелись. Отец уехал из города. Видел я его нечасто. Думаю, я стал для него обузой. Его я тоже не виню.
Закончил школу я одним из последних в классе, что ни для кого не стало неожиданностью.
Пошел в колледж на шесть лет, с перерывом в два года — провел их в Канаде, чтобы избежать призыва — и получил степень магистра по деловому администрированию. В этот раз я закончил третьим по результатам. Что стало большой неожиданностью для всех.
Получил работу на Уолл-стрит, встретил женщину в Виктории, женился, развелся, снова женился, и снова развелся через год.
Отец умер от рака в восемьдесят втором. У матери случился сердечный приступ в восемьдесят пятом, и она умерла у раковины на кухне с головкой брокколи в руке. Даже в самом конце, одна, она не изменила привычке хорошо питаться. Никогда не знаешь, когда вернется Депрессия.
И еще нашел вырезки о смерти Меган Лафлин и Рут Чандлер.
Некрологи из местной газеты.
Некролог Мэг был коротким, мучительно коротким, словно жизнь, что она прожила, едва ли вообще считалась за жизнь.
ЛАФЛИН, Меган, 14. Дочь покойного Дэниэла Лафлина и покойной Джоан Харли Лафлин. Сестра Сьюзен Лафлин. Служба назначена на субботу, 13-30, в «Похоронном доме Фишера», 110, Оукдейл-авеню, Фармдейл, Нью-Джерси.
У Рут был длиннее:
ЧАНДЛЕР, Рут, 37. Супруга Уильяма Джеймса Чандлера. Дочь покойного Эндрю Перкинса и покойной Барбары Брайан Перкинс. Выражаем глубокие соболезнования ее супругу и сыновьям Уильяму-мл., Дональду и Ральфу. Служба назначена на субботу, 14-00, в «Похоронном доме Хопкинса», 15 Вэлли-роуд, Фармдейл, Нью-Джерси.