Не успела она встать из-за стола, как в передней послышались голоса, и перед ней предстала служанка, ирландка, довольно почтенного возраста.
– Сударыня, там вас спрашивает какой-то джентльмен.
Миссис Хайнетт омрачилась. Она не любила принимать по утрам.
– Разве вы не сказали, что я никого не принимаю?
– Но, сударыня, он говорит, что он ваш племянник. Его зовут Марлоу.
От этого известия настроение миссис Хайнетт ничуть не улучшилось. Она не встреча со своим племянником уже лет десять и охотно отложила бы эту встречу на более долгий срок. Она помнила его маленьким сорванцом, который раза два, в периоды школьных вакаций, нарушил своим присутствием монашеское спокойствие и тишину их дома. Но кровь, как говорится, гуще воды, и поэтому миссис Хайнетт решила уделить племяннику минут пять. Войдя в гостиную, она увидела там молодого человека, более или менее похожего на всех других молодых людей. С того времени, как она в последний раз лицезрела его, он, по-видимому, порядочно вырос, – как это нередко случается с мужчинами в возрасте между пятнадцатью и двадцати-пятью годами, – и в настоящее время достигал в высоту шести футов, в груди имел около сорока дюймов и весил, приблизительно, пуда четыре. У него было смуглое приветливое лицо, которое в эту минуту портило немного выражение неловкости и смущения, ну, точь-в-точь, как у заблудившегося кота.
– Хэлло, тетя Аделина, – неловко поздоровался он.
– Как живешь Самюэль? – спросила его миссис Хайнетт, недолюбливавшая молодых людей и недовольная тем, что ее утренний покой нарушен, решила с места в карьер, что ее племянник ни на ноту не исправился со времени их последней встречи, Сэм же, воображавший, что он давно уже вырос и стал мужчиной, пришел в смущение, чувствуя, что тетка, как и в прежние времена внушает ему некоторый страх. Она вроде как бы давала ему заметить, что он забыл побриться, а кроме того, у него было такое ощущение, словно он проглотил какое-то снадобье и от этого снадобья у него неприятно наливаются руки и ноги.
– Славное утро, – осторожно начал Сэм.
– Как будто. Я еще не выходила.
– Вот решил заглянуть к вам, поглядеть, как вы живете…
– Очень любезно с твоей стороны. Утром я всегда занята, но… да, это очень любезно с твоей стороны…
Наступила новая пауза.
– Как вам нравится Америка? – спросил Сэм.
– Ужасно не нравится.
– Вот как? Конечно, некоторым не нравится, – сказал Сэм, – в особенности запрещение продажи спиртных напитков, ну и все прочее. Лично мне это безразлично. Я могу пить, могу и не пить. Мне Америка нравится. Я прекрасно провел здесь время. Все ухаживали за мной, как за богатым дядюшкой. Я ездил в Детройт, знаете, и жители буквально предлагали мне в подарок весь город, да еще спрашивали, не пожелаю я взять и другой в придачу. Ничего подобного я еще не видал. Может быть, я какой-нибудь не разысканный наследник? По-моему, Америка величайшее в летописях мира изобретение.
– А зачем ты приехал в Америку? – спросила миссис Хайнетт, ничуть не растроганная этой рапсодией.
– О, я приехал играть в гольф… Участвовать в турнире, понимаете?
– По-моему, в твои годы, – неодобрительно заметила миссис Хайнетт, тебе следовало бы заниматься чем-нибудь более серьезным. Неужели ты только и делаешь, что играешь в гольф?
– О, нет! Я играю немножко в крикет, немножко охочусь, недурно плаваю, а при случае опять же играю в футбол.
– Удивляюсь, как это твой отец не заставит тебя заняться чем-нибудь более серьезным.
– По правде говоря, он, кажется, начинает подумывать об этом. К тому же отец полагает, что мне следует жениться.
– Он совершенно прав.
– Думаю, что Юстес тоже женится на этих днях, – проговорил Сэм.
Миссис Хайнетт вспылила.
– Почему ты это думаешь?
– Что именно?
– Да что он женится?
– Просто потому, что он немного романтик в душе. Пишет стихи и все такое прочее.
– Не думаю, чтобы Юстес женился. Он очень робок. Любит уединение и редко встречается с женщинами. Он почти анахорет.
Сэм хорошо знал это и нередко жалел своего родственника. Он любил кузена той особой покровительственной любовью, которую питают люди с сильными мышцами к существам более слабым, и всегда думал, что если бы Юстес не уединился в «Веретена» с женщиной, которую он, Сэм, всегда считал домоседкой, из мальчика, пожалуй, вышел бы толк. Как в школе, так и в Оксфорде, Юстес, если и не отличался в области спорта, то был все же веселым и славным малым. Сэм вспоминал, как будучи в школе, Юстес с самым бесшабашным видом разбивал ночной туфлей, колпаки газовых рожках, а в Оксфорде довольно храбро играл на рояле, имитируя Франка Тинни, одного из самых шикарных студентов в колледже Троицы. Да, у Юстеса была здоровая сердцевина, и очень жаль, что он позволил матери закопать себя в деревне, далеко от всех и вся.