Монах пришел раньше, чтобы рассмотреть женщину прежде, чем она его заметит, так как человек, который не осознает, что на него смотрят, выглядит совершенно иначе, чем тот, который сознает. Он и ведет себя иначе. Та самая кинесика и склонность к игре. Весь мир – актеры… или как там сказал великий драматург.
Он заметил ее издали. Она медленно шла, оглядываясь – в крупной, крепко сбитой фигуре чувствовались напряжение и неуверенность. Сжатый намазанный бордовой помадой рот и нахмуренные брови выдавали волнение. С лакированными короткими кудряшками-блонд, в строгом коричневом костюме и сером шарфе, таком же, как у Монаха, только не завернутом вокруг шеи, а свободно свисающим чуть не до земли, и с большой черной сумкой через локоть, чувствовалось, очень тяжелой.
«Надеюсь, не орудие защиты, – подумал Монах, с трудом поднимаясь женщине навстречу и призывно взмахивая рукой. – Утюг какой-нибудь».
– Сюда, Галина Андреевна, я здесь! Добрый день! Спасибо, что пришли.
Она во все глаза рассматривала Монаха. Она даже забыла поздороваться. Он протянул руку, она не сразу протянула в ответ свою.
Он тряхнул ее руку.
– Олег Монахов! Может, в кафе, Галина Андреевна? По кофейку! Посидим, поговорим по душам.
– Ага, здравствуйте. Можно. Только я кофе не пью.
– Тогда сок или пиво. Пиво пьете?
– Пью! Только какое ж у них тут пиво… даже не знаю.
– Хорошее, я пил. Соглашайтесь.
Она была перед ним как на ладони. Недоверчивая, занудная, вечно ожидающая пакости от окружения рабочая лошадка из предместья. С пьющим мужем и бездельниками детьми, тянущими соки. Не боящаяся скандалов, поднаторевшая в схватках с мужем и соседями. Монах улыбался, глядя на нее, такой приязный, большой, с ногой в гипсе… даже борода! Ему пришло в голову, что со сломанной ногой он воспринимается иначе, вызывает доверие и симпатию. В смысле, еще большее доверие и еще большую симпатию. Она улыбнулась в ответ, с трудом, чуть-чуть дрогнув уголками рта, и Монах воскликнул:
– Вот и хорошо! Пошли, Галина Андреевна. Только я медленно… представляете, такая нелепица! – Он стукнул костылем по гипсу.
– Вы сказали, в лесу искали…
– Да нет, все было проще, Галина Андреевна, – он издал легкий смешок. – Это я чтобы вас заинтересовать. Знаете, женщину надо заинтересовать сначала… шучу! – воскликнул он, видя, что она приостановилась, глядя на него растерянно. Игры флирта были ей незнакомы или напрочь забыты. – На самом деле лихач наехал, хорошо хоть живой остался. А в лесу ничего страшного не случилось. Кроме того, что нашли, что искали.
Она оживилась.
– Да они ж ездиют как ненормальные! Права купят и ездиют!
– Ваша правда, Галина Андреевна, как ненормальные. Вот и на меня такой…
– Вы в суд хоть подали?
– Мой друг занимается, я, как видите, ограничен в движении.
– Ага, пусть засадят или пусть заплатит за ущерб. Ишь, моду взяли людей давить!
Тема была благодатная. Галина Андреевна перестала стесняться и бурно негодовала. Они уселись за дальний столик, заказали пива, и Монах приступил к беседе.
– Я знаю об убийстве вашего квартиранта Леонида, Галина Андреевна.
– Вы сказали, видели про меня, как в битве экстрасенсов…
– Видел, но не сразу. Видите ли, я иногда вижу истину…
– Вроде как ясновидящий?
– Он самый. Ко мне обратилась девушка Леонида…
– Не было у него никакой девушки! – перебила она. – Я лично не видела! И Анюта не видела, это подруга моя, квартира рядом. Говорит, были шалавы, приходили на ночь, клейма некуда ставить…
– Была девушка, Галина Андреевна. Они встречались около месяца, в гостях у Леонида она не была, не успела. Хорошая девушка, порядочная, с достатком. Очень переживает, попросила найти убийцу. Я постараюсь, а вы мне поможете, Галина Андреевна. Кстати, она взяла на себя похороны Леонида.
– А что я… я ничего не знаю. – Она вытерла пальцами кончики губ. – Меня уже допрашивали в полиции. И Анюту, ага. А Боря Крючков сказал, что заплатит за похороны. Выходит, они вместе. Ну, мы с Анютой тоже скинемся, а как же, по-людски, ага.
– Вы главный свидетель, Галина Андреевна. Вы первой оказались на месте преступления, вы видели все своими глазами…
– До сих пор трясет! – Галина Андреевна всплеснула руками. – Как вспомню, сама не своя! И спать не могу, все кажется, кто-то в дверь лезет. Я в то утро пришла за деньгами, задолжал он мне, а дверь открытая. Да что ж, думаю, это такое? А как обнесут квартиру? Ну, думаю, сейчас я тебя! И свет везде горит. Это сколько ж нагорело на дурняк! Вбегаю в спальню, а он там! – Галина Андреевна кривит рот и зажмуривается. – Лежит в чем мать родила… – Голос ее понижается до шепота, на скулах вспыхивают красные точки. – Руки привязаны к спинке кровати, а голова повернута набок и смотрит в угол на шкаф, будто там кто прячется. А глаза черные, выпученные! Я как закричу! Сердце встало, и я так и села на пол! До самой смерти не забуду такой ужас! И красный свет прямо в глаза. Как я оттуда выбралась, не помню. Выскочила из квартиры и ну звонить в полицию.