Она снова подступила к Максиму и крепко поцеловала его, забывая про те границы… А к черту! Они давно перешли все установленные правила. Нежное прикосновение к груди, через мокрую от дождя рубашку, будто встряхнуло мужчину. Он обвил её руками, боясь, что она ускользнёт, и углубил поцелуй, стараясь растянуть этот момент, больше насладиться поцелуем. Поцелуем со вкусом дождя, слёз и расставания.
— Я рад, что ты подошла тогда и что ты была в моей жизни, — честно признался Максим, прерывая поцелуй, чтобы успеть высказать всё, чего требует душа. Над ними словно вел обратный отсчет огромный таймер. Максим уже говорит о ней в прошедшем времени. — Я бы повторил все это снова, правда. Я бы снова провел ночь в полиции, снова бы задыхался от газа, который ты со своими друзьями пустила. Это было глупо, конечно, я тебе скажу. Но я бы повторил.
Ева грустно улыбнулась, проводя рукой по щеке Максима. Пустота в сердце наполнилась странным, но приятным чувством. Нет, разбитое сердце так быстро не заживает. Это осознание того, что тебя любят. Вот, что важнее дыры в груди; вот, что важнее правильности; вот, что важнее потерь.
— А я, знаешь… я не всегда такая, — Ева смахнула слёзы и шумно выдохнула. Раз уж они признаются, нужно собрать все мысли в кучу. Плакать нужно будет потом, в одиночестве. — Я могу быть серьёзной, серьёзнее, чем ты меня видел. И я могу быть взрослее, издержки места, в котором я росла. Я умею драться, умею воровать, по-настоящему воровать, вязать крестиком умею. Детей люблю, читать и красный цвет. Еще я могу быть тихой и… сумасшедшей по-настоящему, могу быть любящей. Я… Я люблю тебя.
Последнее она произнесла настолько тихо, что Максим буквально прочитал это по губам.
— Я тоже тебя люблю, — ни секунды не сомневаясь, выпалил он. — Люблю…
— Happy wedding, — сдерживая вновь подступившие слёзы, пожелала Ева, поворачиваясь к дому. — Эту территорию скоро собираются выкупить. Дома будут сносить, и я уеду. Так что если ты захочешь приехать, меня уже здесь не будет.
— Happy birthday, — так же ответил Максим. — А я буду в свадебном путешествии, а потом мы купим новый дом. И если вдруг ты захочешь приехать, меня там тоже не будет.
— Можем сменить номера, чтобы наверняка.
— С глаз долой — из сердца вон? — и почему они оба улыбаются и пытаются шутить? Что за синдром «глупой влюблённости»?
— Ты вернёшь мне мою тетрадь со стихами? — вернулась Ева к первому вопросу, желая еще на минуту продлить близость, которой им так хотелось.
— Может быть, если мы снова встретимся…
— Это вряд ли. Питер огромный, — она в точности повторила когда-то сказанное Максимом.
— Как знать, — сценарий шел по плану. — Сейчас ведь встретились.
Ева последний раз улыбнулась и, резко развернувшись, быстро пошла прочь. Больше нет смысла делать вид, что все хорошо. Потому что больше ничего не будет хорошо. С каждой встречей, с каждой новой выходкой, с каждым прикосновением нить, соединяющая их, становилась всё прочнее и прочнее. А сейчас, когда Ева удалялась к дому, а мужчина заводил автомобиль, она, как растягиваемый канат, рвалась. Рассыпалась, распуская сплетенное временем. И каждая мелкая ниточка в прочной связке, отрываясь, билась о сердца обоих. Билась и отталкивала дальше и дальше друг от друга.
Было бы хорошо, если бы сейчас заиграла тихая музыка, и кто-то первым повернулся посмотреть на второго. А потом побежал бы к нему, крепко обнял за шею, поцеловал, зарылся в волосах, окончательно расплакался и отказался отпускать.
Но они расходились по разные стороны совместной теплоты, расходились, чтобы тонуть в персональном холоде.
17 глава
С последней встречи прошло уже немало времени. Мир превратился в огромные песочные часы, которые разделили Максима на «до» и «после». Он потерял счет дням. Они тянулись медленно, что-то внутри яростно противостояло всему, что он делал. Словно он резко перестал принимать наркотик, к которому тело уже привыкло. И ломка по запаху, голосу и улыбке Евы становилась только сильнее и больнее с каждым днём.
Хоть они и не «наделали глупостей», как тогда выразился Максим, расставание было тяжелым. Вкус солёного от слез поцелуя чувствовался, наверное, даже ярче, когда он просыпался среди ночи. Просыпаясь, он надеялся подойти к зеркалу и увидеть своё отражение разрисованным Евиными мелками. Вернуться хоть за какое-то время до последнего разговора.