А ты не особо изменилась со школы, – говорю я. – Выглядишь точно так же.
Ты тоже, – говорит она. – Но кое-что, слава богу, изменилось. Мы больше не школьницы.
Не считая… твоих волос. Длиннее стали, – говорю я.
Ну, десять лет прошло, – говорит она. – Что-то же должно произойти.
Я поехала учиться в ниверситет, – говорю я. – А ты?
Если ты имеешь в виду университет, то да, я уезжала, – говорит она.
И вернулась, – говорю я.
Так же, как ты, – говорит она.
Ты еще играешь на кларнете? – говорю я.
Нет, – говорит она.
Пауза. Я опускаю взгляд. У меня в руке стакан.
Выпей, – говорит она.
Я пью. Вкус прекрасный, чистый.
Полегчает, – говорит она.
Она берет пустой стакан и выходит из комнаты. Я слышу ее на кухне. Окидываю себя взглядом и с удивлением вижу, что я до сих пор в спортивном костюме, который надела после работы. Я не совсем уверена в том, где только что побывала. Мне начинает казаться, что я придумала весь этот вечер, сочинила и паб, и карри-ресторан – вообще все.
Ты только что была у меня на кухне, – говорю, когда она возвращается в комнату.
Я знаю, – говорит она и садится у меня в гостиной.
Это моя гостиная, – говорю я.
Ага, – говорит она.
(я сижу в одной комнате с)
Она из тех, кого не особо волнует, во что она одета и как это выглядит со стороны. Сейчас она хотя бы в нормальной одежде. Сейчас она хотя бы не в том неприличном шотландском наряде.
Не в килте сегодня? – говорю я.
Только для особых случаев, – говорит она.
Компания, в которой я работаю, ну знаешь, «Чистота инкорпорейтед», собирается подать на тебя в суд, – говорю я.
Они снимут обвинения, – говорит она.
Она даже не поднимает глаза от книги. Непроизвольно смотрю на свою руку: она мокрая от воды, которую я на себя пролила. Я поднимаю стакан и смотрю сквозь него. Смотрю на комнату сквозь воду. Затем я смотрю на ту же комнату сквозь стекло. Затем выпиваю воду.
«Eau Каледония», – говорю я.
Принести еще? – говорит она.
(я сижу в одной комнате с)
Нехватка, девчатки, – говорю я.
Этот каламбур меня смешит. Острить – не в моем духе. Это сестра у меня больно остроумная. Я из тех, кто знает правильные слова, верные обозначения вещей.
Я подаюсь вперед.
Скажи мне, как это называется, – говорю я.
Вода, – говорит Робин Гудман.
Нет, – говорю я, – я имею в виду, какое правильное обозначение, в смысле, для тебя? Мне надо знать. Надо знать точное слово.
Она долго смотрит на меня. Я чувствую, как она всматривается сквозь мое опьянение. Затем, когда она говорит, кажется, будто она делает это всем своим видом.
Точное слово для меня, – произносит Робин Гудман, – это «я».
Мы
Благодаря нам все сошлось. Стало возможным что угодно.
До нас я не знала, что каждая жилка в моем теле способна нести в себе свет – так река, которую видишь из поезда, врезается небесным каналом глубоко в пейзаж. Вообще-то я не знала, что могу быть намного больше, чем просто собой. Я не знала, что со мной это может сделать другое тело.
Теперь я стала ходячим фитилем, как в том стихотворении о цветке, силе и зеленом фитиле, который сила сквозь него протягивает[31]; сила, раздувающая корни деревьев, раздувала теперь мои корни, я была похожа на растение, которое даже не осознавало, что жило в полупустыне, пока однажды его стержневой корень не дотянулся до воды. Теперь я приняла совершенно новую форму. Нет, я приняла форму, которую всегда должна была иметь, форму, что позволила мне высоко держать голову. Я, Антея Ганн, с обращенной к солнцу головой.
Твоя имя, – сказала Робин Гудман во время нашей первой подводной ночи вдвоем, на глубине наших объятий. – Оно означает «цветы», ты знала?
Нет, – сказала я, – Ганн означает «война». Девиз клана: «Мир или война». Мы с Мидж делали проект про кланы в школе, когда я была маленькой.
Нет, я имею в виду не фамилию, а имя, – сказала она.
Меня назвали в честь кого-то из телека, – сказала я.
Оно означает «цветы», или «появление цветов», «распускание цветов», – сказала она. – Я искала.
Она лежала у меня за спиной на кровати и говорила мне в плечо.
Ты, – говорила она, – ходячий мирный протест. Ты – цветок внутри войны.
А ты? – сказала я. – Я тоже пыталась искать. Еще до того, как мы познакомились. Что означает это странное имя?
Какое еще странное имя? – сказала она.
Его нет в словаре, – сказала я. – Я смотрела. Я гуглила. Оно ничего не означает.
Все что-нибудь да означает, – сказала она.
Иоюисол, – сказала я.
Иою и Сол? – сказала она. – Иоюисол? Не знаю. Без понятия. Похоже на «аэрозоль». Или «анузол».
31