Кошмарный слоган, – сказала я вполголоса Робин.
Твоя сестра придумала, – сказала Робин. – Уж точно метит на пост креативщика в мэрию.
Где твои родители? – спросила я Робин. Она показала. Они стояли у стола с напитками вместе с Венерой, Артемидой и Дионисом; ее мать и отец тискали младенца Купидона, что было затруднительно из-за стрел (на самом деле, позже возникла небольшая суматоха, когда Лоррен порезала палец о наконечник стрелы, а затем было еще больше проблем, когда Артемида и Шантель спустились на берег реки и в сумерках пускали стрелы в кроликов, резвившихся в траве рядом с Замком, и поскольку Шантель была очень близорукой, пришлось возмещать ущерб, нанесенный четырем проезжавшим мимо машинам, а Брайана пришлось успокаивать после того, как Шантель приняла вечный обет безбрачия, – короче, хорошо все-таки, что Шантель пришла с мамой.).
Затем мы выступили с речами, и Мидж зачитала извинения, в том числе – от Лох-несского чудовища, которое прислало нам старый ржавый подводный радиолокационный сканер, несколько подписанных фотографий со своим изображением и прелестный набор серебряных ножей для рыбы, а еще была стихотворная телеграмма от Джона Нокса[52], с черно-золотой каймой: к сожалению, он не смог присутствовать даже мысленно:
Затем мы получили благословения и выслушали тосты. Род ваш славный процветет. Вам богатство и почет, cчастья годы без числа я, Юнона, принесла[53], пока не высохнут моря, мой друг, не разрушится гранит[54]. Пусть лета нашего нетленны будут дни[55]. Пусть дорога поднимается нам навстречу, и пусть Господь всегда держит нас в ладони Своей[56]. Собака, стоявшая на задних лапах, перебрала виски. Царственная богиня, вероятно, сама Изида, все время лепила из глины чудесных новых гостей. Прекрасная греческая пара грациозно подошла и пожала нам руки: мы тоже новобрачные, сказали они и спросили, как прошла подготовка к свадьбе? Такая же нервотрепка была, как и у нас? Они никогда не думали, что у них получится. Но все получилось, и они были счастливы и пожелали всем нам счастья. Они пригласили нас провести медовый месяц на Крите, где нас радушно примут их семьи, и мы с Робин так и сделали по окончании свадьбы – пожарили со всех ног на этот жаркий остров, сплошь поросший дикими цветами, майораном, шалфеем и тимьяном, с крошечными белыми, розовыми и желтыми цветочками, мощно пробивающимися сквозь скалы, и ароматами трав, соли и моря вокруг. Мы стояли там, откуда вела начало история Ифис, стояли между красными колоннами в реконструированном дворце, ходили в музей, чтобы взглянуть на древнее, собранное по кусочкам, отреставрированное изображение атлета или акробата – парня или девушки или то и другое вместе, который был таким ловким/которая была такой ловкой, что совершил/совершила сальто над спиной нападающего быка. Мы стояли там, где жили цивилизованные, богатые, образованные минойские каннибалы, пока природа просто не затопила их, предав забвению, и вспоминали историю, возникшую из их ритуалов, историю о ежегодном принесении семи мальчиков и семи девочек в жертву зверю с головой быка, и о хитроумном художнике, который изобрел человеческие крылья и придумал способ, как мальчикам и девочкам безопасно выбраться из кровавого лабиринта.
А там на свадьбе уже заиграл оркестр, и шум был знатный, ведь пришел легендарный краснолицый скрипач, который играл на всех лучших свадьбах, и он выпил и достал свою скрипку, а этот человек умел превращать изогнутую деревяшку, конский волос, кетгут и канифоль в черного дрозда, а затем в целую стаю черных дроздов, поющих каждый вечер все вместе, затем в выводок счастливых лососей, возвращающийся в порт долгожданный корабль, долго ожидающих в удачном месте двух людей, которые еще не знакомы друг с другом и должны встретиться именно здесь, где камни зарастают травой и где пересекаются границы. То была песнь потока вещей, песнь незапруженной реки, и у скрипача был приятель, который вторил мелодии и, подыгрывая своему партнеру, извлекал из всего, к чему прикладывал руку (свисток, аккордеон, арфа, гитара, старая пустая масленка и палка или камень, чтобы по ней стучать), такую музыку, что кусты и деревья не только вылезали из земли и передвигались туда, где лучше слышно, но и подкидывали свои листья и веточки в воздух, все чайки хлопали крыльями, все хайлендские собаки лаяли от радости, все крыши на домах плясали, каждый булыжник во всем городе подрывался, становился на свой заостренный угол и делал счастливый пируэт, даже старый собор прыгал и скакал на незыблемом фундаменте.
52