При всём этом Владислав Тимофеевич не относился к выходцам из партийной или советской номенклатуры, а из комсомольского возраста выбыл ещё в середине застоя. До появления первых кооперативов он вел жизнь заурядного инженера с окладом в сто десять рублей.
– Конечно, с ним, – сказала Мила.
– Весело им там, наверное, – предположил Алексей.
Всё время, пока они общались, за ними внимательно следили двое мужчин. Они сидели в салоне бежевой «лады», припаркованной метрах в тридцати поодаль, возле магазина «Часы».
Один из них достал фотоаппарат с телеобъективом и аккуратно сделал несколько снимков.
Диалог-1
-…Фёдор Михайлович, я понимаю специфику ваших отношений с бывшими товарищами, но это надо сделать срочно.
– Юрий Константинович, даю вам слово: делается всё возможное. Я не могу их подгонять.
– Сколько времени им надо?
– Хотя бы два дня, лучше три.
– Неужели это так сложно?
– Мы имеем дело с профессионалом. Если они допустят ошибку, он примет меры, и тогда нам не хватит даже трех недель.
– Хорошо, пусть будет три дня. Вы должны узнать имя заказчика. Я не верю, что ваш Полухин действует по заданию этого проходимца Жарова. Говорят, он уволился из органов по идеологическим мотивам?
– Есть разные версии. Я слышал, его несколько раз обошли по службе. Возможно, банальное недовольство.
– Уточните тоже. Женщина, которую вы упоминали – его любовница?
– Вероятно.
– Узнайте точно! Да, еще. В донесении было сказано, что она виделась с каким-то журналистом…
– Я с ним знаком.
– Вот как? Что скажете? Случайная встреча?
– Скорее да. Но я бы проверил.
– А что насчет начальника охраны? Ваш совет?
– Его нельзя трогать, Полухин сразу насторожится. Просто аккуратно отправьте в отпуск или в командировку…
Глава вторая
14 сентября, вторник
Алексей отодвинул портативную машинку и потер глаза.
– Скоро сам очки нацеплю, – сказал он вслух.
Текст интервью был готов процентов на девяносто, если не больше. Учитывая перенаселенность и слабое техническое оснащение редакции, Алексей обычно писал тексты дома. Шеф не возражал, резонно полагая, что результат важнее. Тем более, на этот материал возлагались определенные надежды.
Беседа, состоявшаяся в минувший четверг, была настолько серьезной, что Станислав Петрович составил компанию Алексею. Их принимал у себя спикер областного Совета. При старом режиме Иван Минаевич успел побыть и главным комсомольцем, и главным партийцем области. Партийную должность он занял нестандартным способом, сам став некоторым образом продуктом перестройки.
В год его возвышения возникла мода альтернативно избирать первых секретарей обкомов, и прежний хозяин области, угождая Москве, поддержал эксперимент. Иван Минаевич попал в кандидаты и шокировал всех, победив при тайном голосовании. В августе девяносто первого волна перемен вынесла его из желтоватого дома на площади. Крах карьеры казался окончательным. Но колесо истории подняло цепкого претендента в следующее кресло…
– Ты обедать собираешься? – спросила мама, заглянувшая в комнату.
– Подожди. Чуть-чуть осталось, – ответил Алексей.
Мама только развела руками. Журналистику она в принципе не признавала за достойный труд и текущую деятельность сына оценивала как затянувшуюся блажь. Его единственным весомым аргументом была зарплата. В редакции Алексей зарабатывал больше своего отца, доктора наук с общим стажем в четверть века. Родители этого не понимали, но, учитывая рыночные реалии, крыть им было нечем.
– Полчасика, ладно? – попросил он.
– Ладно. Ты ведь не слушаешь меня всё равно.
Алексей покивал и снова включил диктофон на воспроизведение. Речь спикера текла прихотливо и причудливо, будто обволакивая собеседников. Попытки возразить он, словно заранее, предвидел и вовремя вскрикивал: «Секундочку!». А затем сплетал свои кружева уже в иной манере.
Массивный диктофон скрежетал механическими внутренностями и хрипел, не передавая всего богатства речи Ивана Минаевича. Дефицитный товар достался «Народной трибуне» по бартеру от завода электрических приборов, который с горя переключился на производство всего подряд. Было искренне жаль, что бумага не сумеет выразить колорит живого общения. Под конец непотопляемый деятель начал повторяться, что и позволило Алексею уложиться в полчаса.