Но великанов он определённо не любил.
Это было иронично даже, учитывая, что его мать как раз-таки была великаншей. Тюр, впрочем, не любил и её и едва ли испытывал к ней сыновьи чувства, хоть и уважал не меньше, чем своего отца Одина.
А после она вышла замуж. Тоже за великана, которого звали Хюмир.
Суровый и хмурый, жестокий и неприветливый, Тюру он предсказуемо не нравился. Хотя он явно не был тем, кто мог повлиять на выбор своей матери, которую новый супруг вполне устраивал. Лишь принять отчима или нет — вот два доступных варианта для сына Аурбоды.
Хюмир смотрит на пасынка тяжёлым взглядом. Тюр, однако, без малейших проблем выдерживает этот взгляд. Великан усмехается сам себе, и лёд в его глазах едва заметно оттаивает. Не то чтобы он ожидает, что с сыном своей жены у него сложатся приятельские отношения, вовсе нет. Но по крайней мере, это ас не раздражает ётуна своей заносчивостью и высокомерием.
При желании с ним даже можно будет найти общий язык. И сохранять относительный нейтралитет. Во время редких визитов пасынка к своей матери, по крайней мере, уж точно, пусть Тюр и не становится желанным гостем в доме своего отчима. Ведь он — доблестный и благородный муж, что никогда не нападёт на хозяина гостеприимного дома. Что никогда не нарушит сам законы гостеприимства и не доставит неудобства жене и детям хозяина.
Тюр, в общем-то, к этому и не стремится. Хоть Хюмир оказывается самым обычным великаном, таким же, рядом с которым ему не очень приятно находиться, провоцировать его на конфликт самому благородному из числа асов вовсе не хочется. Так что равнодушный нейтралитет, к которому они приходят по общему согласию, его более чем устраивает.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Правда ли, что изначально на месте всеотца должен был ты? Как бы тогда шли события?»
«Расскажите о том, как вас почитают. Изменялось ли человеческое представление о вас или нет? Если изменялось, то как: вас превозносили или, наоборот, вы отходили в тень?»
«Что вы чувствовали, когда люди стали забывать вас? Когда на ваше место приходили другие боги (не обязательно только христианский, вы могли быть вытеснены богами и/или других религий, или же родной вам)»
«Не было ли желания поменяться местами с каким-нибудь другим Богом?»
Долгое одиночество делает Тюра смиренным. Он привыкает к нему так же, как к собственной однорукости. Как к косым взглядам других асов. Пренебрежению, веющему от них.
«Да кто ты вообще такой?» — так и просматривается на их лицах, и Тюр молчаливо усмехается.
Действительно. Кто же он вообще такой?
Когда-то давно он стоял на вершине. Возглавлял пантеон, был самым главным и самым любимым божеством из всех, кого знали смертные. Когда-то его любили и уважали, боялись и искали его заступничества больше, чем чьего-либо ещё. Ему посвящали копья, которые ныне посвящают Одину; его считали главным покровителем вступающих в бой, как ныне считают Одина; его почитали Всеотцом и хранителем мира, как ныне почитают Одина.
Человеческая память, изменчивая и податливая к изменениям, перекраивает и картину мироздания, небрежной рукой смахивая фигурки и в очередной раз не глядя переставляя их.
Воплощение сменяется воплощением, и теперь Тюр — тот самый Тюр, утративший своё значение и часть обязанностей. На самом деле — не то чтобы он уж очень был против, ведь его основная суть претерпевает малые изменения.
Он всё также покровитель честности и справедливости. Защитник сражающихся в честном бою и заступник тех, кто даёт нерушимые клятвы.
И неважно, что теперь он отходит в тень. Теряет своё значение, супругу и детей. Неважно, что теперь его место занимает другой — он, видимо, достойней Тюра и справится с этими обязанностями лучше неподкупного и благороднейшего из числа асов.
Такова, видимо, его судьба. В то время как судьба Тюра уйти в тень и заслужить долгожданный покой, о котором он так долго мечтал.
Однорукий ас улыбается, прикрывая глаза удивительного цвета небес, озарённых северным сиянием. В сложившихся реалиях смертных хитрый и изворотливый Один действительно справится лучше. Он — тот прогресс, который безостановочно движет людей вперёд, в то время как Тюр — что-то, чему давно пора уйти во мрак прошлого.
Он, в общем-то, и не против. И, откровенно говоря, он даже рад, что всё в итоге заканчивается именно так. Поэтому если бы Один вдруг предложил своему старшему сыну занять свой пост и стать тем, кем он уже был когда-то, Тюр, не колеблясь, ответил бы ему решительным отказом.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
Ивентный вопрос на 14-е февраля; пейринг с божеством другого отвечающего
Звуки стихают на поле недавней битвы. В воздухе ещё витает запах мокрой земли, взбитой ногами воинов, крови, пролитой их мечами, и металла. Чёрные вороны кружат над мрачным пиршеством смерти, и их голоса разгоняют зависающую над этим местом вечную тишину.
Тяжёлая поступь благороднейшего из числа асов — единственное присутствие жизни здесь, где Смерть вступает в свои права. Он — покровитель доблести и благородства, честного боя, в котором есть лишь один исход.
Для павших воинов — это вечный сон или вечное пиршество для избранных, тех, кого Всеотец отметил своей благосклонностью. Для остальных же — переменчивость холодного мёртвого мира, где каждый находит свой последний чертог.
Вернее, им помогают сделать это.
Тюр замирает в настороженности и отдалении. Щурит глаза цвета небес, озарённых северным сиянием, вглядываясь в фигуру чужака, что не принадлежит этому месту. Но неизменно приходит тогда, когда бою покровительствует Тюр.
Он называет себя Анубисом. Проводником душ в Царство мёртвых. Не человек и не зверь, волк, что не похож на волка. Но когда Тюр видит его впервые, ассоциации сами приходят ему на ум.
Тем более случается это тогда, когда Глейпнир обретает своего пленника.
— Почему ты приходишь? — Тюр нарушает молчание, отвлекая жнеца от своего занятия.
Тот, правда, не прекращает сбор душ, лишь скашивая в сторону глаза. Щёлкает челюстью и скалит пасть, хрипло смеясь странным смехом, от которого по коже бегут морозные мурашки.
Он никогда не отвечает на вопросы. Он никогда ничего не говорит в принципе. Лишь представляется в самом начале, и на этом их общение заканчивается. В этот раз же всё совсем по-другому.
— Ты сам хочешь видеть меня, — голос Анубиса глубокий и спокойный, как и подобает слуге смерти. От него веет неизбежностью и предрешённостью, и Тюр непонимающе хмурит брови. — Ты сам призываешь меня после каждой битвы.
Анубис замолкает, продолжая собирать вокруг себя потерянные души, которых ждёт последняя дорога. Тюр смотрит долго, пытаясь понять, о чём говорит Проводник и Привратник, но смысл слов ускользает от него.
Голос Анубиса ещё долго звучит в голове Тюра. Благороднейший из числа асов долго пытается понять, что значит чужой приговор.
Понимание приходит внезапно. А Анубис вдруг улыбается. Приходит после очередного сражения и снова молча выполняет свою работу.
— Вина и раскаяние коварны, воин, — шакал скалит пасть и ухмыляется. — Но правда в том, что во мне ты не найдёшь того, к кому обращены все твои помыслы. Я же лишь выполняю свою работу… и делаю это там, где не должен делать.
Тюр смотрит долго и с горечью понимания. Он должен смириться и отпустить, но вместо принятия его поглощает тоска. И малодушное желание сбежать от того, что было его судьбой.
И Анубис — его избавление и проклятие — вечное напоминание о свершившемся грехе и слепое стремление к искуплению. Покою и успокоению, что благородный ас находит в хаосе и агонии этих неправильных встреч.