Какова вероятность, что положительный тест на беременность может оказаться ошибкой? В течение следующих двух часов все мои мысли так или иначе сводились к этому вопросу. Наконец я решил постучать в дверь спальни, но ответа так и не последовало.
Спустя еще пару часов до меня донеслось: «Уходи, Огаста! Я с тобой не разговариваю». Время уже близилось к полуночи, и я начал беспокоиться, не совершил ли непоправимое, положив конец нашему счастливому браку. В результате я сделал то, что сделал бы на моем месте любой здравомыслящий двадцатисемилетний мужчина, чья жена заперлась от него в спальне, чьим худшим опасениям суждено было вот-вот осуществиться и чей мир распадался буквально на глазах.
Я отправился к отцу, чтобы высказать ему все, что накипело.
Глава 2
Если в человеке есть вороватость, гольф выведет это наружу.
Месяц апрель знаменует в штате Вермонт начало времени, которое местные жители называют Слякотным сезоном. Это небольшой двухмесячный отрезок между невыносимо холодной зимой и удушливым летом, когда обильные ливни и тающие снега превращают землю в настоящее болото. Еще это так называемая «сахарная пора» – время сбора кленового сока, из которого затем варят самый вкусный в мире сироп. Стоит ли говорить, что грязные дороги в Вермонте – зрелище столь же обычное для апрельской ночи, как и привязанные к деревьям ведра.
А вот чего не ожидаешь там встретить, так это огромного лося, стоящего по колено в грязи и самозабвенно пьющего кленовый сок из большого ведра. Не предстань эта картина прямо перед моими глазами, ни за что бы не поверил, что животное вообще может прельстить столь сладкое пойло.
Для животного появление моей машины стало таким же сюрпризом, как и для меня его морда, погруженная в бадью с соком. Свет фар, метнувшийся поперек дороги, заставил его дико вскинуть голову, опрокинув незадачливое ведро. Массивная звериная туша рванулась из канавы прямо мне под колеса. Как ветеринара меня замутило при мысли о том, что я могу сбить этого безобидного гиганта. А моя прижимистая натура содрогнулась, когда я представил, чем может закончиться это столкновение для машины (на которой, кстати, еще виднелись зазубрины, полученные во время медового месяца). Резко свернув направо, я вылетел в ту самую канаву, из которой перед этим выпрыгнул лось, и остановился в каком-нибудь метре от крупного клена.
«Ах ты, чертов зверь!» – проорал я, но вряд ли он меня понял. Громко фыркнув в ответ, лось неспешно зашагал в лес, протянувшийся по другую сторону дороги. «В следующий раз я не промахнусь!» – пообещал я ему вдогонку и попытался выехать из канавы. Бесполезно. Колеса прокручивались на месте, разбрызгивая вокруг весеннюю жижу. Не стоило и думать, что я смогу выбраться отсюда без помощи лебедки или буксира.
Бросив машину на произвол судьбы, я пешком направился к дому отца, до которого оставалось еще около мили. Жил папа в простом деревенском доме, расположенном возле его излюбленного поля для гольфа. Сам я старался приезжать сюда как можно реже. Пару раз я заглядывал к отцу на годовщину смерти матери, и то по настоянию Эрин. В целом же, я предпочитал держаться от этого места подальше. Вид дома, в котором я вырос, пробуждал в душе целый поток неконтролируемых эмоций.
Даже на расстоянии я различил парочку вещей, памятных мне еще с детства. В лунном свете поблескивали старые санки, сиротливо прижавшиеся к стенке гаража. Все эти годы они ждали, что их кто-нибудь использует. Мне было семь, когда бабушка с дедушкой подарили их мне на Рождество, но я так ни разу на них и не покатался. «Поразвлечься сможешь только после того, – с неумолимой суровостью заявлял отец, – как мы исправим тебе крученый удар». Но удар исправляться не желал, и красивые красные санки год за годом ржавели у стенки гаража. Как-то вечером, когда мне уже исполнилось девять, я выскользнул из дома в февральскую метель, чтобы покататься с горки, расположенной чуть дальше в лесу. Но не успел я подняться на холм, а отец был уже тут как тут. Он за ухо оттащил меня домой, оглашая лес криками о непослушании, после чего отыскал деревянную клюшку и закрепил ею свои наставления. «Твоя-мама-хотела-чтобы-ты-играл-в-гольф!» – орал он, после каждого слова охаживая меня клюшкой по заду. Бил он не больно, но гордость моя была задета гораздо сильнее, чем попа: в свои девять я считал себя слишком взрослым для порки. «Никаких-санок-пока-ты-не-сможешь-правильно-ударить-по-мячу!»