Вскоре приятели оказались на окраине Бахчи-Эли, где были плантации чайной розы.
Вошли в дощатые ворота, поднялись по ступенькам в контору. В большой комнате скопилось уже много ребят. Бригадиры проверяли своих, выкликая по фамилии, и раздавали полотняные торбы с лямками.
Ватя и Минька протолкались к Гопляку.
— Пришел, значит? — сказал Гопляк.
— Значит, пришел, — ответил Минька.
— Получай. — И Гопляк подал Миньке торбу с лямкой.
Минька взял торбу и, как показал ему Ватя, надел через плечо.
Неожиданно Минька почувствовал, что кто-то тронул его за рукав. Он обернулся.
Перед ним стояла Аксюша в коротеньком сатиновом платье и в косыночке, повязанной рожками.
— Ну! — сказала Аксюша.
— Что?
— Ну почему ты молчишь?
Минька и сам подумал, почему он молчит и стоит балда балдой, когда надо сказать Аксюше что-нибудь самое дружеское.
Перед Минькой вынырнул Кеца и, схватив за пуговицу на рубашке, спросил:
— Чья пуговица?
— Моя, — машинально ответил Минька.
— Тогда — на, возьми ее! — И Кеца, оторвав пуговицу, сунул Миньке в руку.
Минька едва не задохнулся от злости. Кинулся было на Кецу, но Кеца скрылся в толпе ребят.
— Не обращай внимания, — спокойно сказала Аксюша, — он дурак. А пуговицу я тебе пришью.
Раздалась команда строиться по бригадам.
— Побежали к своим! — сказала Аксюша и, притронувшись пальцем к Минькиной щеке, засмеялась. — Ой и сердитый ты! Сейчас зашипишь, как сковородка.
Кусты на плантациях были высажены длинными рядами.
Ватя и Минька выбрали себе ряд, где розы погуще. Минька должен был собирать лепестки по одной стороне кустов, Ватя — по другой.
Они положили завтраки на землю, прикрыли ветками и приступили к работе. Минька быстро наловчился обрывать лепестки, складывать в торбу. Старался не оставлять на цветках обрывков, или, как говорил агроном плантации, лохмотьев.
Вначале Ватя ушел вперед, но подождал Миньку, и тогда они начали работать рука в руку.
Пройдя первый ряд, заступили на второй.
По соседству собирали цветы Гопляк с Аксюшей.
— Вызываем! — сказал Ватя.
— Принимаем вызов! — ответила Аксюша.
Гопляк, обыкновенно нерасторопный и вялый, заработал сноровисто и проворно.
Никто не переговаривался, чтобы не терять времени.
Лепестки в торбах пришлось уминать: они не помещались и вываливались.
Минька в кровь оцарапал колючкой ладонь, но останавливаться, чтобы заклеить листиком ранку, было некогда.
Аксюша и Гопляк и без того уже обгоняли и, не скрывая, громко торжествовали победу.
Минька и Ватя проиграли.
Они пошли проверить работу Гопляка и Аксюши, но ни в чем не углядели погрешностей: ни один цветок не был пропущен и лепестки были собраны без лохмотьев.
— У нас в ряду цветов было больше, — не сдавался Ватя. — А у вас все бутоны.
— Неправда, — сказала Аксюша. — Вам обидно, вот вы и придумываете отговорки.
Просигналил горн — перерыв на завтрак.
Минька с Ватей отправились к тому месту, где сложили свертки. Устроившись в тени кустов, выпили морса, который притащил с собой Ватя, и насладились пирожками с вязигой. После пирожков опять надулись морсом и растянулись отдыхать.
Пришла Аксюша:
— Упарились, ударники!
Ребята промолчали, переполненные вязигой и клюквенным холодом.
— Минька, а где твоя пуговица?
Минька достал из кармана пуговицу.
— Дай сюда. — И Аксюша присела с иголкой и ниткой.
— Где ты взяла? — удивился Минька.
— Что?
— Иголку и нитки.
— У девочек. Не шевелись — уколю.
Минька ощущал у себя на щеке теплоту ее дыхания, видел совсем близко уголок ее прищуренного глаза, длинные изогнутые ресницы с обгоревшими на солнце кончиками и маленькое ухо, просвеченное солнцем, покрытое пушком, точно цветочной пыльцой.
Аксюша ловко вкалывала иголку в материю, перехватывала, вытаскивала. Снова вкалывала.
Но вот Аксюша нагнулась, откусила зубами нитку:
— Готово.
У весов для сдачи урожая выстроилась очередь.
Миньку поразила гора лепестков, которая возвышалась рядом с весами на брезенте.
Ребята высыпали из торб свой сбор в фанерный ящик.
Приемщик взвешивал, заносил в конторскую книгу цифры. Бригадиры заносили цифры к себе в список. Очередь продвигалась быстро.
Кеца вытряхнул из торбы цветы. Приемщик замерил вес, не глядя опрокинул ящик в общую кучу на брезенте.