Попытались поднять — ни Минька не смог, ни Ватя.
Пришлось установить колеса на прежнее место и вернуться к Минькиной штанге.
На улице у калитки нудно, в голос ревел Фимка.
— Мамка выпорола! — пожаловался он Миньке.
— А за что выпорола?
— За крупу. Я в огороде крупу посеял. Я думал — семена. А еще Кеца дразнит: две дощечки сложено, горсть соплей положено. О-о!..
— Идем к нам, Фимка, — сказал Минька. — Будешь помогать доски строгать. А Кецу мы изловим и язык воротами прищемим.
Борис пришел, когда Минька, Ватя и Фимка убирали инструменты, выметали из сарая опилки и стружки.
Борис осмотрел штангу, сказал:
— Славно придумано.
Минька с веником стоял польщенный и гордый. Ватя тоже стоял с веником и тоже польщенный и гордый. Фимка застыл с ворохом стружек, с унылым, еще слезливым носом.
— Теперь смотрите, как нужно заниматься.
Борис скинул пиджак, повесил на забор палисадника и, подойдя к штанге, расставил ноги, ухватился за палку, «гриф», и взял штангу на грудь. Потом выжал ее.
— Это называется жим, — сказал Борис и опустил штангу.
Громыхнули камни. Показал Борис рывок и толчок.
— Особенно не усердствуйте. Позанимались — отдохните, оботритесь мокрым полотенцем.
Борис подхватил Фимку, высоко подбросил и поймал. Фимка выпустил стружки.
— Еще!
Борис еще подбросил.
— А до трубы можешь? — развеселился Фимка.
Пришла Фимкина мать и сказала, что нечего баловать: он провинился и наказан, — и повела его домой.
Фимка часто задышал, собираясь захлюпать. Борис шепнул ему, что до трубы слетать обеспечено.
Во двор выбежал разгневанный дед. В одной руке держал газету, в другой — тонкое школьное перо: производил запись в бухгалтерскую книгу очередного политического параграфа.
— Нет, ты мне объясни, как это называется!
— Ты о чем? — спросил Борис.
— «О чем, о чем»! Да о заграничной буржуазии. Ты погляди, что о нашем тракторном заводе пишут. — Дед сунул было газету Борису, но тут же выхватил и начал читать: — «Верховные комиссары всерьез полагают, что неграмотные подростки и юноши смогут скопировать методы Форда, основанные на опыте целого поколения, на высококвалифицированной рабочей силе, на курсе первоклассных инженеров и мастеров». — Дед смял газету. — Скажи на милость, какие помазанники божьи!
— Пусть горланят что хотят, — махнул рукой Борис. — А тракторы мы сделаем. И не хуже фордовских.
Глава V
АКСЮША
Была ночь.
Минька проснулся: кто-то громко стучал в дверь. От страха онемели руки и ноги. Вдруг Курлат-Саккал! Он не Кеца, с ним не подерешься — сразу пришибет.
В доме бабушка и дед. Борис заступил в ночную смену.
Вновь стук.
Минька перестал дышать.
Оказалось, стучали в дом напротив: пришел из депо дежурный к Прокопенко.
— Надо выезжать на Джанкой! — кричал он. — Товарный состав. Спешно!
Минька с облегчением вздохнул. Потом долго лежал без сна.
Над головой висела картина — богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович.
В полумраке видны их фигуры в шлемах, в кольчугах, с копьями и палицами.
Эта картина Миньке памятна. Рисовал отец. У него долго не получалась морда коня под Алешей Поповичем. Он счищал краски и начинал сызнова. Наконец конская морда удалась, как того хотелось. Отец устал и пошел прилечь.
Минька, тогда еще ползунок, подобрался к картине, взял кисть и начал «дорисовывать».
Отец проснулся и, когда заметил, что натворил Минька, рассердился, схватил Миньку, перепачканного красками, и больно сжал. Потом швырнул на кушетку и выбежал из дома.
Долго Минька не мог простить отцу горячности, с которой он сдавил его и отбросил от себя.
Это была первая в жизни обида.
По просьбе бабушки отец кое-как подправил лошадь Алеши Поповича, и бабушка взяла картину к себе.
Разбудил Миньку, как всегда, бой часов.
Появился Ватя. Нужно было отправляться на плантацию. Сегодня выплачивали деньги.
Минька и Ватя пришли в контору и заняли очередь к окошку кассы. Пришла и Аксюша.
Каждый расписывался в ведомости у кассира, после чего кассир отсчитывал деньги.
Ватя собрался покупать голубя. Минька отдал Вате часть денег, чтобы Ватя и ему купил голубя. Ватя от радости побежал к какому-то Цурюпе-голубятнику поглядеть его продукцию, выставленную для продажи.
Минька и Аксюша остались вдвоем.
— Пойдем на курган, — предложил Минька.
— Пойдем.